Как много можно узнать о человеке, которого ты, возможно, никогда не встретишь? Собирать крупицы информации, как части пазла, которые все равно приведут к стеклянной картине: красиво, но ничего не стоит. Человека не воссоздать на полотне хоть тысячью разноперых красок или палитр, получится лишь прекрасная копия, заслоняющая черствый оригинал. Однако я пытался.

Семнадцатое, август, Санкт-Петербург. Я, девятнадцатилетний парень, разобравшись с документами и уже отпраздновав поступление, гуляю по городу мечты. Родители не хотели отпускать меня, но я, несмотря на страх перед взрослой жизнью, настоял.

Никто и никогда не объясняет правил общества, но все вокруг их знают. Как общаться, с кем здороваться, как делать комплимент, что можно писать, а что – нет, как говорить с людьми в очередях и как перестать совершать плохие поступки. Я совершал много плохих поступков и много хороших, но так ничего и не понял. Не возлагая много надежд на институт, я надеялся, что светлая взрослая жизнь научит меня всему, что умеют люди.

Мне необходимо было найти подработку. Друзья рекомендовали идти официантом в рестораны, преподаватели предлагали работу копирайтера, но бабушка настояла на другом. «Сходи туда, ты ни за что не пожалеешь, внучок», – проговорила она ласковым тоном, когда я звонил ей в отчаянии.

«Она всегда права», – заявляю вслух пораженно я, стоя перед антикварным магазином.

Я устраиваюсь работать помощником в магазин в тот же день, мужчина средних лет с радостью принимает меня, но быстро уходит, обещая рассказать все после. Магазин пестрит пластинками и старыми кинолентами, книгами довоенного периода, утварью советского времени, предметами искусства. В первую смену я задерживаюсь на два часа, рассматривая витрины в немом восторге.

Каждая частичка дышит любовью, каждая материя ослепляет своей необыкновенностью, требуя узнать о ней все. В магазине работает пара приглушенных теплых источника света. Он завораживает меня и не отпускает. Я присаживаюсь на пол, крутя головой вокруг, как ребенок в магазине игрушек, невольно добавляю улыбку к своему образу. Я очарован этим мирком окончательно, когда на глаза мне попадается знакомая обложка. «Грёзы» С. Гец.

Небольшой альбом с белым утёнком под дождем на картинке. Я знал эту обложку досконально, поэтому мне хватило пару начертаний. Я любил эту книгу неимоверно, терзался муками совести, когда забыл «талисман» при перелете и умолял маму привезти его в первый же возможный день, искал копии, но в интернет-магазинах не было ни одной.

Это были не детские сказки и рассказы, а маленькие стихи, собранные рядом с картинами, выполненными тушью. Это были не метафоричная поэзия, текущая «мыслию по древу», не классическая, даже «машинная» запись, а мысли… Мысли о детстве и юношестве, отрочестве и первых влюбленностях. Мама слушала эти стихи от бабушки, я – от мамы. Они не были идеалом, но завораживали. Это была оживлённая повесть десятилетий, дневник путешественника во времени и сознании; пространство, созданное из грёз, «свитое» одним архитектором на собственном воображении. Для меня это пространство навсегда осталось в летней кухне дачи, где в грозу и со сладким чаем под рукой я открыл книгу впервые. Раскаты грома знаменовались каждым новым стихом, со вспышкой молний сохраняя впечатление в детской душе.

Я был неимоверно рад находке и хотел потратить еще пять минут, чтобы вновь прочитать пару произведений. Листы полетели под моими пальцами. Я видел прежние рисунки, в душе медленно разгорался родной огонек. Но тут взгляд остановился на страницах, которые я видел впервые. На бумаге был рисунок небольшого человечка, держащего текст над собой. Я пробежался по строчкам и… поразился наглости автора записи. Это была уничижительная рецензия, где рисунки назывались «кривыми мазнями», а стихи – «наивными письмами». Я в ужасе закрываю книгу и замечаю, что утенок не белый, а серый. После прочитанного он даже «чернеет» от моих мыслей. Это другая книга, но в тот момент это меня не волнует. «Кто посмел не только испортить страницу книги, но и написать… Такое!» – повторял я про себя нелицеприятную мантру вандалу, пока не наступил следующий день, справедливость во мне взяла вверх. Я никогда не забуду, как долго оправдывал в себе оскорбления автора записок после того, как обнаружил, что он и есть автор книги.

Станислав Герцен. Поэт. Год рождения: тысяча девятьсот пятьдесят первый. Ни фотографии, ни места жительства, ни места смерти – более ничего не было известно. И это только сильнее распалило мою целеустремленность, непреодолимое желание знать, как думал этот человек, чем он мыслил.

Я покупаю сборник. Я открываю страницы, до которых не дошел в прошлый раз. Я не знаю, что купил не сборник стихов, а жизнь.

Вы бы хотели оказаться наблюдателем чьего-то существования с самого рождения, не имея возможности направлять? Ведь так интересно познать путь становления личности, порождение чего-то, что в будущем может спасать жизни или лишать их.

Я узнаю о поступлении молодого юноши по прозвищу «Гец» в университет. Я вижу сложные схемы, некоторые с комментариями. Я вижу аккуратный портрет девушки и любовные стихи. Я наблюдаю записи о неуверенности в своей профессии. Я различаю на развороте заявление об отчислении и фразы о холостой жизни. Я узнаю о ребёнке, выборе имени и боязни отцовства. О первых попытках отдать произведения в типографию и жестоком отказе. О шуточном споре, кончившемся ранением сослуживца и клятвой не брать оружия в руки и не доказывать никому ничего. О правилах жизни. О уходе в себя и скитаниям по улицам Петербурга. О первом рисунке чёрного утёнка. О тайных тетрадях с записями и «непрофессии» поэта. О слезах. О деньгах. О разводе. Сыне и разочарованиях в себе. Непонят(н)ых людях. Франции. Германии. Обществе и его отсутствии. Любе. Леше. Компании, мило названной «утятами». Петербурге. Извинениях. О трех томах альбома и выбранном обложкой утёнке. Книгах. Жизни. Жизни. Жизни!

Он жил в этой книге, в пространстве, которое было вечным, потому что жило воспоминаниями. Порой, разбирая в стихах поступки автора, я злился на него, но тут же одергивал себя. Это – не литературный герой. Пожалуй, стоит указать его цитату, чтобы понять, о чем я говорю: «Я делил людей на черных и белых, но теперь знаю, что мы сами ограничили свою палитру: оттенки серого всегда были за нами».

Закрывая альбом, я каждый раз смотрел на обложку, представляя на ней автора. Бедное животное, несмотря на одинаковое освещение, меняло свой окрас: он сменялся на графитовый, пачкая страницы, а после серебрился, оставаясь на пальцах… Я понял, зачем нужен этот утёнок, и почему возлюбленный с детства белый утёнок начинал казаться невинным. Зная о третьем – чёрном – утёнке, я хотел найти животное, не выбиравшее свою участь, но понимал, что могу нигде его не найти.

Читая каждый вечер стихи, я открывал для себя истину, печальную и лёгкую. Никто не знает, как жить совершенно. Никто не знает, как не совершать плохих поступков и не попадать в тот же капкан из раза в раз. Никто не представляет себе этих сумбурных правил жизни, этого золотого ключика, ведущего в прелестный мир. Люди просто живут, наслаждаются тем, что есть, любят, ненавидят, но, главное, учатся. На собственных и чужих ошибках, пытаясь создать свою правду и истину.

Я обещал себе, что даже если не найду автора при жизни, люди узнают о нём, должны узнать! Человек вечен, пока жива память, так пусть он заживет в ваших мыслях, пускай на небольшое столетие…