«Зато почти столица», – говорили однокурсники, когда мы наконец выбирались из душных аудиторий в столовую около университета. Я помешивал растворимый кофе в пластиковом стаканчике и кивал, хотя знал, куда я постоянно возвращаюсь...

Приметное, потому как рядом не было ничего, кроме старых потухших строек, серое здание, возвышающееся несколькими столбами. Вход закрывался независимо от какого-либо расписания, не успел – ищи хоть чей-нибудь телефон и проси впустить, ключ был только один, от общего коридора, и всегда норовил потеряться, поэтому был привязан мной к посеревшему шнурку. Проход выглядел настолько мрачно и тускло, что желание заходить исчезало: побеленные старой осыпающейся побелкой, в желтых разводах от протекающих труб стены, такого же качества зеленая краска, покрывающая низы стен, в странных темных подтёках.

Мое общежитие было похоже на казарму. Темный длинный коридор, испещренный черными дверьми по бокам, вился в пустоту, три лампочки умирающе отблескивали в вечной тьме. Моя комната была маленьким гробом: серые стены, стол и панцирная кровать, маленькие сожители на стенах изредка пробегали по вечерам, холодильная камера, полки и стул. Спустя месяц я отыскал рабочую розетку в коридоре. Соседи либо вообще никогда не показывались, либо были не совсем дружелюбными.

Я нашел это место по какому-то объявлению. Мужчина, сдающий его, весьма лестно отвечая по телефонному звонку, пояснил, что сдает одну комнату, дешево, сам живет в другой комнате там же. Не упоминал, однако, что оплата будет проходить интересным способом: каждую неделю необходимо было под дверь отправлять купюры, иначе вход был закрыт.

Пару раз, познавая данную методику, потому что арендатор не выходил на связь, не выходил из квартиры, я ночевал, где придется. После обнаружения на кухне тараканов и появившегося ощущения, что соседи совершенно не убирают свою еду, я решил постоянно есть в университете. В душ заглядывал с опаской, но другого выбора не было.

Каждое утро приходилось по темным и не внушающим доверия поворотам петлять по улочкам, доходить до автобуса и ехать несколько остановок. Времени по утрам было много, я с детства любил вставать рано и размышлять, пока никто не загрузил мои мысли. Почему именно этот город? Почему я не стал летчиком-испытателем, например, или поваром, как мечтал? Почему подростки, по мнению государства, враз становятся взрослыми с циферкой в паспорте? И почему их тут же бросают в бурные потоки жизненных вод? Почему среди взрослых я все еще чувствую себя по-настоящему лишним и разговоры о бизнесе, вложениях, акцизах, котировках, ипотеке, часах и прочем для меня полнейший ступор? Я что, не здешний? Хотя вроде бы должен быть им.

Но все это было не важно, все это было временно.

Важно было то, куда я ехал теперь после универа.

Об этом помещении я узнал случайно. Хозяин предложил полную свободу действий, немаленькую аренду и ключи. Я согласился еще со входа, но он все же убедил меня хотя бы зайти вовнутрь. Растопырив глаза, я смотрел на раскрашенные в моих мечтах белые стены и два окна, уже уставленные будущими инструментами, а арендатор поглядывал на меня, загадочно улыбаясь. Отдавая заветные блестящие ключики, он сказал по мне странную, но такую приятную фразу: «Оно определенно для вас».

Это была моя мастерская.

Как только я смог обеспечить себе свободу во второй половине дня, мои поездки по строительным магазинам стали бесконечными: я покупал все те мелочи, что накапливают живые человеческие дома, мелочи, которые, наполняясь пылью за свой жизненный цикл, незаметно становятся частью человеческого мира. Постепенно моя мастерская «обрастала» мной: сначала появился чудесный стол, со множеством ящичков и сундучков, деревянный; после появился ковёр, хоть это было неожиданно даже для меня. Это темно-синее чудо на полу своим цветом заставляло вспоминать лучшие шедевры искусства, воды Невы и грозовое небо. Лампа отсутствовала до тех пор, пока девушка на рынке не предложила мне астрономическую сферу, тяжелую и железную, но восхитительно сияющую ярким источником света внутри, поэтому незамедлительно моя задумка была исполнена. Все деревянные ящики, прелестные статуэтки птиц и животных, вазы из разноцветного стекла, шкаф для расписанных кружек, десятки купленных красок для стен, из которых в магазине я не смог выбрать одну, и поэтому из раза в раз обклеивал стены плакатами, чертежами и прочими интересными фотографиями – все это было моим.

Не кадром из любимого фильма, не описанием цеха французского парфюмера, не заданием на контрольной работе с интересным примером – моя мастерская была моей вселенной, моей лабораторией безумного ученого. Это был мой угол в такой взрослой и напыщенной жизни. Тут я не чувствовал себя обязанным кому-то отчитываться и что-то доказывать. Тут, даже в белых стенах, которые я никогда таковыми не видел, рождались мои лучшие замыслы: те, которые хвалили преподаватели и предлагали незамедлительно отдавать на выставки и создавать отдельным проектом; которые восхищали людей, а их восхищение восхищало меня.

Мастерская дышала со мной в едином ритме и такте, замирала, когда я задерживал дыхание, отвинчивая гайки и рисуя новые чертежи, и билась в сумасбродном ритме, когда в моих наушниках играла яростная музыка, а я бегал от одного ящика к другому, разыскивая ту самую блестящую звезду, которую куда-то бросил месяц назад. Я всегда находил то, что искал, и, как хороший хозяин, никогда не оставлял никаких пятен: все оставалось в той чистоте и кристальной ясности ума, в какой я видел свои проекты здесь.

Почти все, кто замечал у меня две связки ключей, почему-то всегда интересовались металлическим брелоком, который сразу же повис на ней в тот день, как только я его увидел: бабочка, с вырезанными узорами и подвижными крыльями. Они звонко цокали в руках, прибавляя моим мечтам бесстрашие полета в мир нереальных фантазий.

Когда я показывал фотографии рождения моего детища, почти все восклицали о том, насколько дорого такое снимать и почему я не купил на эти деньги квартиру в ипотеку, если так хочу что-то обустраивать. Их вгоняли в ужас моё общежитие и такие совершенно «странные» решения моей жизни. И пока все охали, я все так же удивлялся тому, насколько их не понимал. Не понимал, как можно было бы променять мою мастерскую на квартиру, которая всего лишь чуть ближе к университету? Как можно было бы забыть про те витражи, которые в солнечном свете пускали зайчиков по стенам, про птиц, которые так уютно устаивались около окна, что кормушка для них стала пустяковым делом, и теперь они были моими спутниками.

Как можно было променять это все на временный комфорт на ночь?!

Открыв дверь, на которой были эскизы для ее украшения, я замер: что-то смутило мой взор. Около стула, на свежих чертежах лежал мягкий рыжий комочек, который урчал и щурился от прерванного сна. Он нехотя встал, вальяжно подошел ко мне и потерся о ногу, как будто мы были давними знакомыми. И в этот момент меня осенило, и я даже немного ошалел от этого. Да! Я имел тот комфортный дом, о котором все мечтали!

Вот он – мой дом, теперь даже кот имеется. Только это дом для моих фантазий, идей и всего того, что ходит под оболочкой человека целыми днями по серым улицам. Стены – это мои стены, пол – этой мой пол, а люстра – это моя голова. Сияющая только здесь и сейчас. Я такой же, только своим домом для меня стало не место для ночлега тела, а место для рассвета души. Здесь я видел то, что люди видят в чашках кофе по утрам, на белых холстах и в ночных небесах. Видел суть того, что мне так хотелось сказать всему миру вокруг.

Кот промурлыкал в такт моим мыслям.