Город как праздничный салют: столько в нем эмоций и энергетик, и все они причудливо перемешиваются, составляя неожиданные комбинации. Серая неуверенность, красная бесшабашность, фиолетовая таинственность – лишь малый спектр красок Праги.
Юна летела все глубже в бездну. Она все еще смутно понимала, что это не происходит в реальности, но ужас падения постепенно брал свое. Недаром ведь говорят, что перед смертью вся жизнь проносится перед глазами. Когда приговоренный стоит на помосте, ожидая появления палача, ему ничего другого не остается.
Имя девочки блокадного Ленинграда знает весь мир. Таня Савичева на девяти страницах дневника коротко записывала, как умирали её родные, один за другим. Этот документ во время Нюрнбергского процесса стал одним из главных свидетельств преступлений фашистов. А сколько их было ещё, таких историй Великой Отечественной войны, сколько ещё напрасно загубленных, исковерканных жизней – никому не известно.
Здравствуйте люди, живущие миром! Приветствует вас пятнадцатилетний паренёк, из далёкого прошлого решивший написать тем, чьи сердца не научились пока биться быстрее, чья взрослая жизнь ещё на пороге, чьи ценности – на подходе. И, чтоб важное в пути вашем не растерялось, чтоб сердца не остыли для дел великих, отправляю вам это письмо, за строчками которого воспоминания, где история оживает. Воспоминания, у которых нет срока давности.
«Зато почти столица», – говорили однокурсники, когда мы наконец выбирались из душных аудиторий в столовую около университета. Я помешивал растворимый кофе в пластиковом стаканчике и кивал, хотя знал, куда я постоянно возвращаюсь... Приметное, потому как рядом не было ничего, кроме старых потухших строек, серое здание, возвышающееся несколькими столбами. Вход закрывался независимо от какого-либо расписания, не успел – ищи хоть чей-нибудь телефон и проси впустить, ключ был только один, от общего коридора, и всегда норовил потеряться, поэтому был привязан мной к посеревшему шнурку.
