Имя девочки блокадного Ленинграда знает весь мир. Таня Савичева на девяти страницах дневника коротко записывала, как умирали её родные, один за другим. Этот документ во время Нюрнбергского процесса стал одним из главных свидетельств преступлений фашистов. А сколько их было ещё, таких историй Великой Отечественной войны, сколько ещё напрасно загубленных, исковерканных жизней – никому не известно. Как и то, во что верил каждый из них, чтобы однажды всё стало как раньше. Нина верила родителям, сестре, в ангела-хранителя. И ждала, что однажды закончится война.

22 июня 1941 года.

Привет, дневник. Меня зовут Нина. Нина Тихомирова. Тебя мне подарила вчера мама. Теперь ты моя, розовая книжечка, тебе я буду доверять всё, что вижу, о чём думаю, в общем, свои мысли и ожидания.

Ты не представляешь, что там творится, на улице все кричат: «Война, война!» Папа долго и неподвижно сидел на стуле, затем как хлопнул себя по коленям со словами: «Ну что ж, повоюем!» Я до сих пор не поняла, где он собрался воевать. Надо будет спросить его потом. Все суетятся. Как-то не по себе. Страшно почему-то. Единственное, что меня успокаивает – это мой ангел. Мой хранитель. Мама часто говорит, что он рядом, сначала я его не чувствовала, а теперь как будто он всегда рядом. Я привыкла к нему, начинаю в него верить.

7 сентября 1941 года.

Папа до сих пор не вернулся с завода, наверное, много работы. Мама сейчас далеко, помогает солдатам, как сказала Шура – моя сестра. Нас с братом Сережей прямо из школы вместе с другими увезли в пригород. Теперь мы здесь. На улице ужасно жарко, но солнце специально так ярко светит, чтобы нам не так страшно было. Кушать хочется, но хорошо, что Сережа рядом.

8 августа 1941 года.

Мы не успели. Мама хотела увезти нас далеко-далеко отсюда, в волшебное место, где нас никто не найдет. Злые люди закрыли все проходы. Мне опять немного страшно, я ничего не понимаю. Шура постоянно молчит и трясётся, как будто замерзла. Странно, ведь на улице жарко.

20 октября 1941 года.

Мама с начала октября каждый день куда-то уходит, надолго, приносит нам хлеб и капусту. Капуста эта горькая, совсем невкусная, цвет у нее странный, как будто она вот-вот испортится, но мама говорит, что нужно кушать, восстанавливать силы. Папу я до сих пор не видела. Как будто он забыл про нас, совсем забыл. Я спросила у мамы про него, она сказала, что он очень занят, не скоро вернётся. Я уже скучаю по нему. Ангел-хранитель, помоги папе вернуться домой, пожалуйста. Пусть однажды станет как раньше.

26 октября 1942 года.

Каждый день я хожу в школу. Учителя у нас приветливые, одноклассники тоже. Я подружилась с несколькими ребятами из моего класса. Жаль, что мама запрещает гулять после школы. Она говорит, что это опасно.

17 ноября 1941 года.

Нас обстреливали. Учителя вместе с нами выскакивали из школы. Я слышала громкие звуки, похожие на топот великана, все бросились бежать, а Наталья Ивановна скорее завела меня обратно в школу. Других детей тоже. Я никак не могу найти Сережу, когда начался обстрел, я его потеряла. Я так боялась, что не увижу его, а вдруг ангел забрал брата к себе? Туда, на небо. Я этого не хочу.

17 ноября 1941 года.

Серёжа нашёлся. Спасибо ангелу. Не забрал. Может, скоро будет как раньше.

1 января 1942 года.

Я загадала, чтобы всё поскорее закончилось. Кроме меня никто в семье на ногах не держится – мама, сестра и брат лежат, – я ходила за хлебом и водой сегодня. Шура училась на врача, и я за неё получаю там паёк – водянистый суп на дне бидончика. Пока мы живы. В доме холодно. Из нашего подвала даже не крадут дрова, нам помогают их пилить. Люди ещё добрые, отзывчивые. Мама кое-как встаёт, чтобы вскипятить воду, а хлеб мы всегда одинаково делим – маме стараемся оставить побольше. Крошим свои кусочки в кружки с кипятком и пьём. Это, конечно, не то, чтобы вкусно, но мы не жалуемся.

11 февраля 1942 года.

Сережа кое-как поднес кружку ко рту и… умер. Мама на него долго смотрела и молилась: «Слава Богу, отмучился сынок». Мы с Шурой его завернули в одеяло, погрузили на санки и отвезли в пункт приема людей – такое мрачное место, я его даже не запомнила. Во второй раз Сережу ангел для нас не сберег. На небо забрал. К себе. И как раньше уже не будет.

6 марта 1942 года.

Ночь. Мама тяжело хрипит, мне страшно. Шура спокойно так сказала, что мама умирает. Спать не могу. Мама не дышит. Глаза не открывает. Шура застыла на месте – и я тоже. Пришёл дяденька, спрашивал, сможем ли мы пока пожить с мамой, увезти её некому. Шура сказала, что сможем. Мы не стали маму никуда перекладывать, я рядом с ней сплю.

9 марта 1942 года.

Уже три дня прошло после того, как мамы не стало. Мне без неё плохо. Я забываю ее голос, я каждый день смотрю на нее и надеюсь, что это просто сон, что всё не по-настоящему. Знаешь, моя розовая книжечка, о чём я сейчас мечтаю? Проснуться! А рядом со мной все: и папа, и мама, и Сережа, и Шура. Сидим мы все за столом и пьем чай с пряниками, а над нами небо: голубое, с большими облаками. Птицы поют, и одна мне на руку садится и что-то говорит на своем языке, на птичьем, а я смеюсь и вместе с ней пою. И ангел рядом.

4 апреля 1942 года.

Шура решила, что пора эвакуироваться. Взяла две палки и куда-то ушла, вернулась вся в слезах. Я расспросила, куда она ходила, оказывается, туда, где эвакуационные листы выдают, пошла и каким-то чудом, наверное, помог мой ангел-хранитель, нашла это огромное здание. Мне выписали эвакуационный лист и сообщили, что сегодня от вокзала пойдет поезд. Вечером.

4 апреля 1942 года.

Наша соседка по квартире помогла собрать вещи и пошла нас провожать. Вдруг Шура села на дорогу, заплакала и сказала: «Я отдохну, а ты, Нина, иди. На вокзале обязательно выкупи хлеб». Отдала мне лист, и мы дальше пошли. Я еще долго на неё оглядывалась, она так же сидела, не двигалась, а потом и вовсе пропала из виду. На вокзале мы сели ждать Шуру. Когда совсем стемнело, соседка сказала, что ей пора домой. Я отломила для неё хлеба, и она ушла. Рядом со мной сидели еще люди: и бабушки с дедушками, и простые женщины. Они все будто неживые были, еле двигались. Когда поезд подошел, они предложили ехать с ними, я согласилась. Пока садилась в вагон, чувств не было, а теперь поняла: я совсем одна осталась, никого нет. И как раньше уже точно никогда-никогда не будет. Война так загадала.

5 апреля 1942 года.

Доехали до пункта, там нас погрузили на машины, и мы отправились к озеру. На самом деле здесь очень красиво. Лёд так блестит, как будто на него много маленьких звезд с неба попадало. Выехали на лед, рядом со мной совсем старенький дедушка, шепчет себе что-то. Я прислушалась, оказалось он молится. Мама тоже так делала, каждый день, за нас молилась, за наши жизни, а в итоге одна я осталась. Другие тоже что-то говорят. Мы все ждём, что в небе появится вражеский самолет, нас заметит, и мы останемся в озере, навсегда. Как ни странно, он так и не появился, и мы спокойно переправились через озеро. Наверное, ангел-хранитель рядом.

26 апреля 1942 года.

Сижу на скамейке в телячьем вагоне, везут до Рыбинска, кажется. Перед ним моя станция, не помню, как называется, но здесь тётя Нюра живёт. Она ещё пекла нам булочки, с джемом, вкусные такие, когда мы у неё были. Я думаю, как приеду, смогу найти ее, скоро выгружаться с вещами на платформу буду.

27 апреля 1942 года.

Куда идти – не знаю. Совсем стемнело, я затащилась в какое-то здание. На двери написано «зал ожидания», какая-то женщина зашла за кипятком. Она спросила, что я тут делаю. Я всё ей рассказала, она удивленно на меня посмотрела, вздохнула и пообещала пойти со мной поискать тётю.

28 апреля 1942 года.

И ведь мы нашли! Нашли её! Это ангел-хранитель всё, это он помог нам. Жизнь продолжается. И однажды закончится война.