В окно кардиоотделения больницы неохотно заглянул луч солнца. Синица, свившая себе гнездышко над окном, зачирикала от легкого пригревания солнца. Наступило утро. Громкий голос медсестры заставил меня влиться в утреннюю суету. Бегали по коридорам маленькие дети. Они все куда-то неслись, сломя голову, так что незнающему человеку могло показаться, что это вполне здоровые дети, а не дети с «больными суставами». Но этот факт не мешал и не останавливал толпу детишек от непрерывной беготни. За громкой толпой спокойно шел мальчик. Этого мальчика я давно заметила. Он меня удивлял тем, что не был похож на своих ровесников. Своими манерами он напоминал котенка. Его движения и походка были мягкими. От него веяло теплотой и добротой. Уголки губ были приподняты, что создавало иллюзию спокойной улыбки. Он вел себя вежливо и осторожно. Это был Саша, мальчик 8 лет. В его внешности было то, что отличало от всех. Его болезненный вид. Саша был худым, маленьким и бледным. Его тонкие губы имели синий цвет, за что дети он и получил от детей обидное прозвище – «Синегубка». К Саше изредка приходила мать. Но когда она появлялась, то окружала сына заботой и лаской. В эти радостные минуты встречи матери и сына на ее лице не проскальзывало особых эмоций, только брови были всегда, как бы удивленно приподняты. Когда матери и сыну нужно было расставаться, у обоих текли по щекам слезы. Больше мальчика никто не навещал. В больнице у Саши не было друзей. Он всегда находился в одиночестве, несмотря на то, что вокруг было много детей. Никто не хотел с ним связываться. Для ребят он был инопланетянином. Медсестры относились к нему как ко всем: громко указывали, что и когда делать, строго и сухо разговаривали. Однажды за ужином один противный мальчишка, который и дал ему обидное прозвище, подсел к Саше, чтобы поиздеваться и посмеяться над ним, писклявеньким голоском он начал свою дежурную «миссию»: «Синегубка, а почему у тебя губы синие?» Дальше полились со всех сторон обидные, глупые, но, на взгляд детей, смешные версии на тему «почему губы у Саши синие». Девочка, сидевшая рядом с Сашей, сначала съежилась и смотрела в сторону, потом не вытерпела, встала и сказала: «У него же порок сердца. Отстаньте!» Лицо главного обидчика исказилось мерзкой гримасой. Душонка в его тельце металась между издевкой, страхом, виной и сочувствием. Сашины глаза стали мокрыми. Он робко отодвинул стакан с компотом, встал из-за стола и тихо ушел. Обидчик долго смотрел на свободный стул, где только что сидел Саша, привстал, выгнул спину, и из глаза у него выкатилась огромная слеза, которая угодила прямо в стакан с компотом. Девочка укоряющим взглядом окинула несчастного: «Наконец-то до него дошло!» Звук падения соленой капли в компот заставил мальчика одуматься, вдруг с его губ сорвалось пронзительное «Больно!» – он схватился за спину. Медсестра оттащила скрюченного ребенка в постель и наградила его уколом. Ночью я проснулась от того, что в помещении было очень душно. Я вышла в коридор. Большие электронные часы высвечивали 03:54. Ощущение удушья не покидало меня. Я подошла к приоткрытому окну, старые половицы предательски скрипели под каждым моим шагом. Их давно пора сменить! Я боялась разбудить медсестру, ведь она тут же прибежала бы со своими вопросами, градусником и корвалолом. Стоя у окна, я смотрела на темно-сиреневое небо. Оно было низким и мягким, создавало сонную атмосферу в городе. Фонари уютно освещали деревья и стены домов. У подъезда пятиэтажного дома, свернувшись клубочком, спала дворняжка. Машин и людей не было на улице. Я смотрела на этот тихий ночной пейзаж, который выглядел сейчас очень спокойно и мирно. Я представляла, что такими местечками сейчас наполнен весь город. Наверное, город совершенен без людей и машин именно в такое время. Я мечтала о том, чтобы прогуляться сейчас по улицам спящего Новосибирска… Череду моих мечтаний, согревающих душу, оборвало жуткое ощущение. Мне казалось, что за мной кто-то наблюдает. Я осторожно обернулась. Кожу на спине передернуло и прошибло холодным потом. Вглядываясь в темноту, я увидела лишь небольшой шкафчик с медикаментами и часы, которые показывали уже 04:02. Страх будто затаился у меня за спиной. Так я простояла минуту. Не знаю, что я почувствовала и что меня встревожило, но я решила уйти в палату. Осторожными шагами я двинулась по коридору с мыслью «Никого не разбудить. Тихо. Незаметно…» Стоило этой мысли разжиться в голове, тут же из-за угла раздался стук каблучков и шлёпанье тапочек. Возня. Голоса. Медсестра и пожилая санитарка бежали по коридору. Следом за ними торопился дежурный врач. Сильный грохот. Что же они делают? Они же всех разбудят! Куда они бегут? Я прижалась к холодной стене. Три медика перепирались между собой, затем они включили лампу с тусклым светом. Они побежали дальше, не заметив меня. Причиной грохота была каталка. Она походила на носилки с колёсами. «Ну и что это было?» – мелькнула мысль. Долго ответа на свой вопрос я не ждала. Вскоре та же компания неслась обратно. На каталке кто-то лежал. Люди в белых халатах что-то говорили, суетились, гремели связкой ключей, санитарка кинулась звонить. Из её речи я выудила с трудом пару связных фраз: «Мальчик из кардиологии… Крюков!.. Врачей в реанимацию!.. На второй этаж, в хирургию!.. Срочно!.. И ты, Аннушка, давай, не сиди, живо готовь двери! Зови!..» – она что-то ещё выкрикивала, пока медсестра не махнула ей рукой. Свет погас, и они скрылись. С лестницы доносилось эхо. Остаток времени до подъёма я плохо спала. В изоляторе было душно. И казалось, стало ещё душнее от того, что всё пространство заполнилось тяжёлыми мыслями о происшедшем. …Утром не было видно ни Саши, ни его обидчика. Стало ясно, что претендентом на место на ночной каталке был один из них. Но кто? Возле входной двери стояла мама Саши. Её лицо было, как и всегда, малоэмоционально, а брови удивлённо приподняты. Она была в длинной шубе и чёрном платке. Эта тяжёлая шуба явно старила молодую женщину. К ней подошёл врач. Он был не знаком мне. Это был высокий мужчина в зелёном медицинском костюме из лёгкой ткани. Из такой же ткани была шапочка. Он стянул перчатки и марлевую повязку. Так выглядят хирурги. Над дверью светилась красная надпись «Реанимация». Туда зашла мама Саши. Её глаза были такими же, как у Саши за ужином. Мокрыми. Я вернулась на свой этаж в кардиоотделение. Кругом царила тишина. В одной из палат была распахнута дверь. Оттуда вышла медсестра со шприцом. В палате, на кровати, скрючившись, как та дворняжка на улице, лежал малыш, который вчера последний раз посмеялся над Сашей. Его переполняли эмоции, он злился, ревел, скрипел зубами от боли в суставах. Но мне не было его жаль. Вскоре его выписали. Перед самым уходом он подошёл к девочке, которая заступилась за Сашу, и сказал: «Пусть Саша-Синегубка меня простит. Я больше так не буду». Мать взяла малыша за руку, и они ушли навсегда. Сила слов велика. Значение их огромно. Нужно это помнить, выбирая слова. Надо же, как сильно слова меняют судьбы!.. Слова способны изменить судьбу… Я больше не видела Сашу, похожего на котёнка, не видела его маму с приподнятыми бровями, не видела высокого хирурга. Солнце поднялось над больницей. Синица что-то крикнула. Дворняжка проснулась и побрела по дороге. Начался новый день. Уже без Саши…