Ледяная пустыня раскинулась на то расстояние, что мог увидеть человеческий глаз, и уходила ещё дальше и дальше за линию горизонта. Она покрывала камень и пожухлую траву морозным одеялом. Снег лежал ровным, непотревоженным слоем, белоснежный и искрящийся. Слишком далеко от мира, слишком далеко от той неведомой черты, за которую Смертные не рисковали заходить. Да и зверям тут было не место, слишком холодно, а от мороза, царящего в воздухе, легкие, казалось бы, должны замерзнуть за несколько вдохов. Край этот был забыт и Высшими. Почти всеми.

Маленький огонек, летящий вместе со снежинками, по мере приближения к земле разгорелся до размеров внушительного кострища. Но недолго он оставался таким и на снег опустился уже в обличии человеческом. Юноша аккуратно прошелся почти до самого края пропасти, на дне которой когда-то текла речка, что нынче замерзла. Абсолютно босой, он ступал по снегу, не касаясь его и не чувствуя неестественного холода, а все снежинки таяли, не успевая приземлиться на ярко-рыжие кудри. С легкой улыбкой он посмотрел на единственный пик горы, ещё не покрытый снежной мантией, постоял немного, будто задумавшись о чём-то. Достал из рукава просторного одеяния белую флейту, прикоснулся к ней губами и заиграл.

Какое-то время он ещё стоял на месте, беспорядочно извлекая из инструмента различные ноты, пока, наконец, мелодия его не стала осмысленной. Удовлетворенно прикрыв глаза, он пошел вперед, к обрыву. Но стоило ему занести ногу над пустотой пропасти для того, чтобы сделать шаг туда, как под ногой его начал появляться мраморный мост. Чувство камня под ногами заставило Певца внутренне возликовать, ведь никогда ещё до этого не решался он создавать что-то подобное. Ещё несколько шажков – и белые одежды уже мягко касались ровного мрамора. Мост выходил самым обычным. Так не пойдет. Он слегка приподнял голову, заставляя звуки мелодии взлетать ещё выше, в небо. Стоило ему сделать этот нехитрый жест, как вверх, из перил моста, потянулись, словно деревья, тонкие ажурные арки. Они причудливо переплетались, создавая узоры, какие никогда бы не смог повторить ни один мастер из числа Смертных. Даже самый искусный. Они тянулись всё выше и создавали крышу лишь там, куда уже почти не долетали чудесные звуки белой флейты. Но даже несмотря на множественные чудесные переплетения, они не заслоняли  неба и солнца, но оставляли  на мосту великолепные тени.

А Певец шел все дальше к пику горы, ибо не собирался он ограничиваться лишь мостом, пусть и настолько прекрасным. Под его шагами земля, прежде покрытая лишь снегом, становилась белым мрамором, образуя площадь. Стоило ему обернуться вокруг себя, как на том месте возник прекрасный фонтан. Аккуратно провел рукой по пустоте в морозном воздухе, и под его ладонями начала появляться витая скамейка из белого дерева. Он вновь прошелся по площади, создавая вокруг еще несколько таких фонтанов. Под звуками его флейты начали вырастать деревья с серебряными листьями и пробиваться на свет цветы с ледяными лепестками. Мелодия снова замедлилась. Нет, не пристало ему строить снежное царство из одного лишь льда. Он вновь поднял голову, тряхнул рыжими волосами, на этот раз создавая занавес, что позволил бы ему умерить силы природы, которые властвовали в этом месте. Купол закроется там, где он обязательно поставит главную башню спетого города. Но пока еще слишком рано, и он вновь вернулся к растениям. Пара нужных звуков – и они встряхнулись, скидывая с себя морозные одеяния. Листва деревьев получилась на удивление яркой, а цветы чуть ли не резали ему глаза, неестественно выделяясь  на фоне белого мрамора площади. Творить становилось все интереснее и интереснее. И он создал вокруг фонтана причудливую мозаику-солнце. Лучи уходили туда, где он собирался спеть парковые дорожки. Скамейки тоже поменяли свой цвет. Оглядев обновленную площадь и не найдя, по крайней мере сейчас, каких-либо недостатков, пошел дальше. Создавать парковые дорожки было легко. По краям яркого мрамора он напел множество камешков разных размеров и цветов. И в конце каждого лучика создал беседку. Вернувшись на площадь, он пожалел о том, что не дано было ему создать птиц, что могли бы петь в этом месте. Впереди оставалось самое сложное – жилище, которое он решил спеть в виде лишь одного дворца с множеством комнат, коридоров и лестниц.

Он отнял флейту от губ. Эта работа, как бы печально это ни было, вымотала его. И коли не хочет он упасть от усталости в недопетом дворце, стоит ему дать себе хотя бы ничтожную передышку. Прошло не более трех минут, и мелодия полилась с  новой силой. Первым делом он создал великие ворота, что были покрыты искусной резьбой и украшены гранеными драгоценными  камнями, искрящимися под солнечным светом. Зашел внутрь. Стоило ему привыкнуть к темпу, и мелодия пелась все непринужденнее и легче. Весь потолок он создал из черного мрамора, на котором, словно звезды, сияло множество мельчайших бриллиантов. Окна начинались от самого пола и заканчивались под потолком. Витражи на них изображали диковинные цветы. Голова певца, правда, начала немного кружиться, поскольку он часто задирал немилосердно голову, дабы музыка лилась еще выше, под своды. Стены же были спеты из светло-голубого мрамора, напоминающего своей чистотой небо. И потому он добавил невесомые белые шторы. Пол украсила светлая мозаика, на которой цветы распускались вместе с его легкими шагами. Что делать с их внутренним убранством он, право, не знал. Каждый должен творить свою обитель так, как хочется ему. Ради этого он, однако, музыку не приостановил, рассудив, что можно обойтись обычной обстановкой, а там пусть  сами разбираются. Да и кто тут жить-то будет?.. Он спел письменный стол, комод, шкаф и кровать из красного дерева. Получилось просто, возможно, даже слишком просто, но задумываться об этом ему совершенно не хотелось. И потому музыка продолжилась. Расписал потолок золотом, что смотрелось на черном ничем не хуже алмазов. Поднял вверх несколько прекрасных гладких колонн. Развесил в промежутках шелковые гобелены. И музыка закончилась как-то сама собой. Он вздохнул, расплылся в какой-то совсем уж глупой улыбке и побежал в сторону главной залы, словно маленький ребенок за редкой бабочкой. То, что сделал он сам несколько часов назад, показалось ему настолько невозможным, что он был готов упасть на колени и разреветься от восторга. Но ни того, ни другого он не сделал. Лишь сердце его начало биться чуть чаще от того, что получилось сотворить нечто… прекрасное! Певец аккуратно убрал флейту обратно в одежды, понимая, что вряд ли его блаженство продлится столь долго, сколько ему хотелось  бы. И все же он решил позволить себе некую вольность и пробежаться по спетому дворцу. Высокие своды и пустые коридоры заставляли эхо его шагов и смеха оставаться в чертогах еще непомерно долго, будто оживляя холодный мрамор. Светало. Несмотря на душевную легкость, он понимал, что остальные будут за него волноваться. Особенно сейчас. И вообще, скорее всего, ему не следовало уходить так… внезапно.

Он уже хотел было покинуть город, но прямо за его спиной появился брат.

- Тебе не стоит тратить на это силы, Майрон, – сказал он несколько обеспокоенно, опустив приветствие. – Твой уход многих взволновал.

- Мне не хотелось слышать их речи. Не осуждение, лишь чистая правда. Возможно, даже попытка оправдания.

- И тем не менее, – брат тяжело вздохнул. – Сейчас война и…

- Я знаю! – Майрон раздраженно поджал губы. Уходить ему не хотелось, и то, что брат в который раз напоминает ему об одном и том же, словно неразумному ребенку, лишь сильнее расшатывало его покой. Старший же смотрел обеспокоенно, словно коря себя за этот разговор, и привычным жестом держал руку на рукояти клинка, готовый пустить его в ход.

В тяжелом молчании последовали они за пределы только что созданного города.

-Майрон… - он помялся пару секунд. – Этот город все равно будет разрушен. Не думаю, что уместно будет его оставить здесь.

Рыжий хмыкнул.                                                                                  

Даже если разрушить город, музыка будет жить.

Убить ее не  получится.

Ни у кого.

Никогда.