Междупутье
Странное цоканье послышалось издалека. Опять Дюк ходит по ламинату? Твёрдые когти пса клацали неимоверно громко, так казалось мне в полусне. Сколько времени? Боже мой, хватит. Так не хочется открывать глаза…
Странное цоканье послышалось издалека. Опять Дюк ходит по ламинату? Твёрдые когти пса клацали неимоверно громко, так казалось мне в полусне. Сколько времени? Боже мой, хватит. Так не хочется открывать глаза…
Жил да был на свете один мальчик, которого прозвали Кощеем за то, что он ни с кем не дружил, никак не выражал своих чувств и эмоций, а еще он никогда не болел, даже если в -35 ляжет в сугроб с головой. Звали его Дима. Учился он хорошо, в третьей гимназии.
Прогремел взрыв. Стекла в оконных рамах заходили ходуном. Страшно. Очень страшно. Хоть вроде уже и привык к ставшему обычным грохоту артиллерийских снарядов, а все равно дрожишь. И в страхе своем пытаешься укрыть себя руками, хотя, казалось, ты в помещении, здесь относительно безопасно, рядом сидят взрослые. Но все равно ощущаешь себя потерянным, будто и вовсе не в этом мире.
Антону больше не больно… Он ничего не чувствует. Телефон показывает 27 апреля, суббота, 4:33 утра. Рано для восхода солнца, но рассвет уже стремится вытолкнуть леденящую черноту ночи, сменив ту теплом и светом. Прохладно для середины весны, надо сказать. Ветер дует, того и гляди, если неосторожно к краю подойдешь, то упадешь, не успев опомниться. Вниз. Как Антон…
Еще один душный и однообразный день на работе закончен. Надо сказать, атмосфера способствовала настроению. За окном лил дождь, тонкими нитями стекая по оконному стеклу. В воздухе витали ароматы пожухлой листвы, даже чувствовались нотки глубокой осенней депрессии и щемящей безысходности. Работать не то, что не хотелось, скорее не моглось. Чертов день сурка.