Он любил, когда от мамы пахло чем-то очень вкусным, когда можно было залезть по самые коленки в лужу, пока мама разговаривала с соседкой, у которой была премиленькая собачка, но маленькая и злая, как сама соседка. Ему нравилось, когда его называли Колей, а не Николаем, как это делала бабушка, которая всегда старалась накормить мальчика рассольником, а он жутко не любил огурцы, которые плавали в супе. Коле не нравилось, когда ему делали замечания: «Не ковыряй в носу, палец сломаешь!», «Не показывай пальцем, это не прилично!», а самым нелюбимым замечанием, звучащим, как приговор было: «Сначала суп, потом мороженое!». Мальчик никак не мог понять, почему у него сломается палец, когда вдруг в носу его что-то заинтересовало, ведь у Серёжки из второго подъезда не ломается, когда он лезет себе в нос, тем самым дразня Кольку. А как ему не показывать пальцем на что-то, не будет же он ногами показывать на велосипед, который ему так захотелось, но на нём катается незнакомый мальчик, да и велосипед не Колин. И почему нельзя вперёд супа есть мороженое, ведь оно гораздо вкуснее!

Мальчик не любил ходить в садик, потому что надо было рано вставать, умываться, одеваться в то, что мама с вечера приготовила, и идти в садик. Придёшь в садик, и все дети сразу выбегают, чтобы посмотреть, в какой степени сонности пришёл Коля, а он гордо отворачивался к своей кабинке и ждал, пока мама его переоденет в «садиковскую форму». Заходишь в группу. А там опять, как обычно, каша! И все норовят тебе в тарелку её положить, сначала воспитательница, а потом сами дети, замученные всевозможными кашами, перекладывают её из тарелки в тарелку. Это очень не нравилось мальчику, потому что он не был сторонником принятия пищи из чужой тарелки и вообще принятия каши! Он много раз жаловался маме, а потом дошёл до самой бабушки и пожаловался ещё ей, на ту самую детсадовскую кашу. После завтрака все шли играть: девочки – в «дочки-матери», при чём каждая хотела, чтобы Коленька был её сыном, потому что он был самым маленьким в группе по росту, но не по развитию, как иногда говорила воспитательница маме. Сам Коля, конечно же, не хотел быть сыном своих одногруппниц, ему было по душе играть с мальчиками в машинки, но и у них все вакансии были заняты, кроме одной – сбор машинок после гонок по группе. Коле ничего больше не оставалось делать, как идти к мальчику в больших очках и строить с ним дома из конструктора. Благодаря такой немногочисленной компании, на Колю никогда не жаловались воспитательницы. Когда наступал сончас, все вбегали в комнату с пятнадцатью кроватями и наводили полную боевую готовность ко сну. Мальчику с самого прихода в детский сад досталась железная кровать с пружинами, а все остальные спали на деревянных, поэтому к нему на кровать часто наведывались мальчишки, чтобы испытать Колино ложе на прочность и прыгали «до потолка», а когда их заставали за этим занятием, на Колю обязательно смотрели с неким укором, и он очень возмущался. После часа отдыха все шли на полдник, это были минуты детского счастья, потому что воспитательница приносила из кухни кисель и булочки, и теперь все уже норовили оторвать кусок вкуснятины друг у друга. А потом Колю раньше всех забирала мама, чем он очень гордился, быстро одевался и вперед неё выбегал на улицу, где прятался за каким-нибудь деревом и ждал маму, потом неожиданно выпрыгивал, за что получал слабый подзатыльник и шёл домой за руку с мамой.

Мама ему очень нравилась, она была не похожа на других тётенек, она была своя, родная, и улыбалась совсем по-другому. У неё были тёмные, почти чёрные глаза и небольшой вздёрнутый нос, её и звали не так как всех – Натали. Было в этом имени что-то нежное и приятное, что мальчик иногда подходил к ней, прижимался, закрывал глаза и говорил: «Натали, я тебя не кому не отдам!», а она, взъерошив его светлые волосы, говорила: «Я тебя тоже никому не отдам. Какой ты у меня уже взрослый стал!». После этого она целовала его в щёку и говорила: «Как же ты на отца похож…». Коля знал, что он похож на папу, он видел его фотографии в большом альбоме, который мама редко доставала из своего комода. Мальчик мог часами разглядывать фотокарточки и каждый раз спрашивал: «А где папа?». Натали вздыхала, закрывала альбом и говорила: «Не знаю… Не знаю…». И Коленьке было стыдно за то, что мама расстроилась из-за его вопросов, но ему было и так хорошо, с мамой и бабушкой.

Бабушка у него была что надо, как говорила мама. Бабуля умела готовить его любимые пирожки, рассказывала сказки на ночь и вязала носки вечерами, мальчик тоже пытался учиться вязать, но у него получались рыбацкие сети, как выражалась бабушка. Она редко сердилась и говорила чуть нараспев, растягивая букву «а». Коля знал, что бабулю все уважают и называют по имени и отчеству – Василиса Викторовна. Само её имя казалось для мальчика загадочным и красивым. У бабушки были длинные седые волосы, которые она закручивала и завязывала большой резинкой, и Коля постоянно восхищался её волосами и ждал, когда у него тоже появятся такие же. Бабушка иногда говорила внуку: «Были у твоей матери такие же волосы как у меня, да обстригла она их, тянут, говорит, к земле!». И тут же Коля представлял маму, притянутую к земле косой, ему делалось страшно, но он всё равно уверенно отвечал: «Бабушка, я точно не буду волосы стричь, даже когда они меня к земле потянут!», а Василиса Викторовна начинала смеяться, и повторяла несколько раз: «Верю, верю…».

Были такие минуты, когда Коля подходил к зеркалу и начинал придирчиво смотреть на отражение. «Волосы светлые и кудрявые, глаза большие, синие; нос прямой, без горбинки; губы плотно сжаты, как у рыцарей с картинок…» – рассуждал он про себя, и всё больше сам себе нравился. Потом подходил к маме и говорил: «Нет, всё-таки это в тебя я такой красивый!», она улыбалась и прижимала его к себе…