Девятое мая – весьма противоречивый праздник. Мы отдаем дань уважения павшим минутой молчания, цветами у Вечного огня, встречами с последними ветеранами, и даже тот агрегат, что давно стал разрушать наше сознание глупыми телевизионными программами, показывает патриотические фильмы. Но из-за накрутки рекламщиков, массовых речей о патриотизме уже давно стерся истинный смысл как Дня Победы, так и всей войны. Пренебрежительные слова молодежи, желание перекроить историю на свой лад в учебниках, гонения по отношению к потомкам воевавших – все это окружило нас со всех сторон и не дает помнить о великой трагедии, о том, что та война унесла жизни таких же людей, какими мы являемся сейчас. За поиском выгоды в нашем прогрессивном информационном мире, за низшими целями мы перестали ценить жертвы, принесенные ради нашей жизни ничем не отличающимися от нас людьми.

Но речь не об отношении современников ко Второй мировой войне, не о проявляющейся враждебности к статьям в Интернете про детский героизм, не о лукавых улыбках и внутреннем чувстве стыда за отсутствие благоговения к кровавым страницам нашей летописи, а о том, какой на самом деле должна быть эта память.

22 июня – не обыкновенный день лета. Именно тогда пошел отсчет смертей в борьбе за жизнь, за свободу. Эта дата должна стоять в ряду главных, стучать сердечным ритмом целого народа в июне. И ее не забывают, ежегодно в России, на Украине, в Белоруссии устраивая «Свечу памяти». Маленькие огоньки, как души ушедших навсегда, затапливают своим светом улицы, горят в окнах домов, объединяя горем чужих друг другу людей.

Я участвовала в акции, хотя как можно назвать память холодным экономическим термином, и в тот момент ребята-волонтеры были моей семьей. В нас горело пламя, уничтожая все ненужное, напускное, лживое, ту будничную скорлупу мелочных проблем, а глаза наполнялись слезами. Голоса наши дрожали, когда мы читали стихи о войне, просто рассказывали истории, бережно хранимые в семье дедами. Казалось, в темноте ночи вокруг нашего кружка толпились тени погибших, закрывая слабые огоньки свечей от ветра, как когда-то они спасали своих близких от свиста немецких пуль. Они подпевали нам. Тогда, кроме боли утраты тех, кого было немыслимо много, и непомерной благодарности, что не помещалась внутри меня, ничего не осталось в мире.

Если бы кто-нибудь спросил нас тогда: чтим ли мы, способны ли на подобную жертвенность, на подвиги, мы бы не стали отвечать на такие глупые вопросы. Хотелось сказать спасибо, но было некому. Хотелось обещать от себя той же силы, но ее вряд ли бы хватило хотя бы на тот путь, что преодолели наши солдаты. Дикое желание воскресить ушедших, вознаградив за победу, но они уже получили награду, ибо мы, их потомки, теряющие ориентиры, увидели свет мира.

Как ни странно, однако именно в этом моменте моей жизни сконцентрировалось истинное понимание великого подвига народа, собранное из миллиардов упоминаний и образов, фактов и строк. Никогда не думала, что химическая реакция горения и здание ДКЖ способны, объединившись, стать определением патриотизма. Он не должен кричать плакатами в городе, листовками и флаерами, не зависит от наличия Георгиевских лент. Патриотизм живет в наших душах, сотканных из тысяч иных жизней, всегда, независимо от дня и ночи. Необходимо просто возвращаться к действительно ценным вещам, забывая на время, а лучше искореняя в себе все напускное, привитое обществом и средой.