Нет таких слов,
 чтобы передать во всей полноте
 сложную гамму настроений,
 мыслей и чувств,
 волновавших мою душу,
 когда я стоял на берегу озера
 и слушал далёкий пасхальный звон.
- Христос Воскресе,-
 шептал я далёкому родному берегу
 и крестился на Русскую землю.
В. Никифоров — Волгин,
«Пасха на рубеже России»

Стояла поздняя весна. Вечернее небо потемнело, как перед дождём, и сизые облака сгустились над городом.

Мы ехали в храм в село Новошилово — отец, старшая сестра и я. Дорога обычно занимала два-три часа, и меня укачивало. Но в Страстную субботу спать не хотелось — ожидание чего-то светлого и прекрасного отгоняло сон.

Город остался позади, уступив место монотонному пейзажу: бесконечным полям, необъятным пастбищам с едва прорезавшейся зелёной травкой и густому тёмному лесу по окраинам дороги. Тишину нарушал лишь мерный гул мотора. Казалось, вся природа замерла в ожидании Великого праздника.

Дорога свернула направо, и издалека показался купол маленькой церкви, знакомой мне с детства — прихода в честь иконы Божией Матери «Спорительница хлебов». Нас встретил Николай — постоянный прихожанин этой церкви. Взяв благословение у папы, он вошёл в храм, и мы последовали за ним.

Отец сразу зашёл в алтарь, готовиться к предстоящему богослужению, а мы с сестрой сели на лавку ждать службы, которая должна была начаться через три часа. В храм стали заходить люди, принося с собой пасхальные куличи, яйца и творожную пасху. Чтобы скоротать время, сестра и я решили помочь Сергею Борисовичу, завхозу прихода, расставить скамейки и стулья для освящения пасхальной стряпни.

В холодном воздухе храма неожиданно прозвучало тихое песнопение «Воскресение Твое, Христе Спасе…» Оно доносилось из алтаря, постепенно набирая силу. Началась светлая Заутреня.

Глядя на Плащаницу, я вдруг подумала о своём расстрелянном в тысяча девятьсот тридцать седьмом году прапрадеде — священнике Дмитрии Каратаеве. Уже в двухтысячных годах, когда некоторые архивы ФСБ были рассекречены, моя семья читала материалы его допросов — он не отрёкся от православной веры… Жестокий расстрел отца Димитрия был произведён в день церковного праздника Успения Пресвятой Богородицы. Через семьдесят с лишним лет, в этот же день, мой отец был рукоположен в священный сан диакона… Вера — та невидимая нить, которая связывает все поколения моей семьи и помогает моему отцу — священнику, проезжать двести сорок километров каждые выходные в течение пяти лет, чтобы служить Литургию в маленьком сельском приходе, уставать, нуждаться, но не жаловаться на судьбу, благословляя дни Лета Господня.

Стоя на службе, я вспоминала, как семьдесят восемь лет назад, на Пасху тысяча девятьсот сорок первого года, мой прапрадед, Савинцев Иван Дмитриевич, возвращался из храма с тремя старшими дочерьми, которых, как мог, старался держать за руки. В то воскресенье солнце весело «играло», переливаясь всеми цветами радуги, как будто хотело защитить людей своим особенным теплом и светом от надвигающейся беды.

А через месяц началась война, и Иван Дмитриевич ушёл на фронт. Прапрадед был участником пяти войн, и только вера была его опорой в этих тяжёлых испытаниях, поэтому каждый раз он возвращался домой с победой. Великая Отечественная война не стала исключением, и шестого мая тысяча девятьсот сорок пятого года, в Светлое Христово Воскресение, а также в день памяти святого Георгия Победоносца, русский маршал Георгий Константинович Жуков подписал акт о безоговорочной капитуляции Германии.

И вот сейчас, как в те далёкие времена, мы с сестрой стоим в храме и улыбаемся папе, который обходит с кадилом приход со словами «Христос Воскресе!» В этот момент меня переполняет гордость за отца, ведь он является настоятелем этого прихода, а я, его дочь, стою в первых рядах, и мой голос сливается с оживлённым гулом прихожан, трижды отвечая отцу Константину: «Воистину Воскресе!»

Пасхальная служба заканчивается, и мы выходим на улицу. Стоит непроглядная тьма, а на небо высыпало множество звёзд, и в их слабом мерцании можно угадать тихую радость Светлой Пасхи.

Часы показывали шесть утра, когда мы выехали из Новошилово. Тёмная мантия ночи незаметно перешла в яркую голубизну весеннего утра. Вся деревня как будто ожила после долгого ночного оцепенения: пастухи перегоняли стада коров, невинно щиплющих травку, ранние петухи будили своих хозяев, возвещая о Великом событии, усталые, сонные, но счастливые люди, стоявшие на долгой ночной службе, возвращались домой, чтобы похристосоваться с родными и по древнему обычаю побиться красными яйцами, разделяя с ними радость Светлого Христова Воскресения.

Вчерашний вечер субботы казался далёким и недосягаемым в своей печали и скорби погребённого Христа в сравнении с ликованием наступившего праздника. Непреодолимо захотелось спать. Я приникла головой к плечу сестры, и, засыпая, подумала: «И снова Пасха! Слава Богу за всё!»

А где-то на востоке поднималось солнце, по своему обыкновению, играя весёлыми зайчиками и окрашивая мирное небо ласковым румянцем.