«Я оставлю себе рисунки.

Это будут мои воспоминания о тебе.

Я оставлю тебе рисунки.

Это будут твои воспоминания обо мне.

Я отошлю тебе рисунки.

Это будут мои послания тебе.

Я буду рисовать, и только тогда ты поймёшь меня.

Через искусство мы понимаем многое. Мы начинаем понимать жизнь, чувства людей, осознаем их поступки, принимаем чужую культуру, другое воспитание, новые мнения и взгляды на происходящее вокруг.

Между полным безобразием и искусством проходит тонкая грань. Рисовать то, что ты чувствуешь, показывая это через кляксы, думаю, это искусство, но ещё чуть-чуть и может перейти грань. Хотя для каждого своё.

 Мои рисунки – это ни то, ни другое. Это проводник нашего с тобой понимания. Нашего личного понимания, твоего и моего. Если буду писать – не поймёшь, буду говорить – не поймешь, стану молчать – не поймёшь. Нарисую, ты хоть попытаешься

 Как это сильно не разочаровывает меня, я хочу быть с тобой, рука к руке. Рука к руке. Касание за прикосновением. Боль за счастьем. Горечь за сладостью. Интересно. Я никогда не думала, что горькой бывает только правда, а ложь всегда сладкая. Между нами так оно и было, и будет, и есть.

Черт.

Обещай мне, чтобы не случилось, не будь тупицей и для начала попробуй подумать. Я никогда не хотела тебя целовать, мне было противно, это слишком для меня. Мои руки тянулись к тебе, я хочу только обнимать тебя. Ты – это часть меня, неотъемлемая. Когда ты сказал, всю правду, я поняла, что мне никогда не быть частью тебя. Мир – это огромная мозаика, одни кусочки соединяются, другие нет. Вот только Бог, как и многие из нас, ошибочно лепит несовместимые частички вместе, думая, что они подходят друг другу. Мои рисунки – это пазл, который будешь собирать ты. Мои чувства, наши чувства – это головоломка, которую нам предстоит собрать вместе. Ты и я – одна пленительная судьба».

Когда она писала это письмо, по её щеке не прошло ни одной слезинки. Её глаза были наполнены отчаянием, а жизнь казалась похожей на умирающего на стуже голубя, который только что был в лапах кота. Его голова вывернута, мозг постепенно отрубает все системы питания, а холод, который обуял улицу вокруг, поглощает последнее тепло его сердца, в общем-то, как и её в данный момент.

Перед самой смертью она со спокойным лицом произнесла последние слова в своей жизни: «Время… Оно есть только у живого. Если у нас в действительности не было времени, мы не жили бы, например, как не могут жить нарисованные люди и животные, или как не могут жить герои литературного произведения, как не могут жить камни. Живут растения, грибы, животные, бактерии, но не что-то другое.

Наречения всего вокруг такими словами как «кто» и «что» это попросту глупо. Всё здесь «что», вот только это «что» либо имеет время, либо нет, имеет мысли либо нет. Когда человек говорит, что у него нет времени, или ему не хватает времени, он обрекает себя на верную погибель, на полное не существование. Жизнь вечна. Время вечно. Наши умы вечны. Всё вокруг вечно, что только может иметь время. Человек, сказавший подобную бессмысленную фразу, отрицает своё существование, равносильно сказанному: «Я буду просто умирать».

У того, что имеет время, ведётся выбор между двумя вечными проблемами: быть или не быть, т.е. жить или не жить, принимать время в счет или нет. И вот, что я тебе поясню, когда он сказал, что я не могу быть с ним, то я поняла, как сильно ошибалась во времени! На самом деле его не было никогда. Никогда. Это «никогда» добило меня, сейчас нет смысла, нет той свободы, которую имеет человек, приобретая во времени смысл, делая выбор, осознавая всю суть жизни. А ещё я поняла, что счастье – это не то, что ты желаешь людям, или же получаешь рядом с любимым. Нет. Счастье начинается с принятия себя. Я потеряла в себе человека, способность мыслить и выживать ещё до того, как встретила его. Он влюбился в останки меня, в мои косточки, вымытые окружением. Те же собаки съели мои кости, люди – не люди, если они едят кости бедных и замученных ближних.

Можешь оказать мне услугу? Это не трудно. Просто достаточно каждый день ему отправлять рисунки из этой папки, пока не закончатся», – она протянула мне в руки зелёную папку с надписью «И.Б.» Я, конечно, знала о существовании её работ, но про название никогда не спрашивала. До сих пор не понимаю «И.Б.» Там было около девяноста рисунков в разных стилях, жанрах и интерпретациях. Я знаю лишь одно, что она рисовала их, когда думала, как ей плохо, естественно, с ним. И это печально.

Я смотрела на фрагменты из «И.Б.» и чувствовала тоже, что и она, я пыталась понять рисунки вместе с ним, каждый день я просыпалась с мыслью, что же будет дальше.

После её последних слов она умерла. Самое страшное было то, что умерла она не от суицида, а от рака. Почти сразу после её принятия времени. Но я узнала об этом через месяц, успев отправить тридцать писем с тридцатью рисунками. Прошло столько дней после её смерти, ведь лишь через месяц соседка заметила её тело. Ещё позже сообщили мне, потом установили причину смерти. Пока все мрачное захватывало жизнь, он успел многое понять в отношениях между двумя людьми. Он бы никогда этого не понял, если бы не её первое письмо. Но единственное, что он никогда не поймёт это последнее письмо, не совсем принадлежащее ей.

Отослав все рисунки, я отправила ему последний, который и обозначал их конец. Это была жирная черная точка на белом фоне. А потом на наш с ней общий адрес пришло письмо. Почти пустой лист и мелкими буквами написано: «Я тебя люблю». Это было самое ужасное и прекрасное, что я когда-либо читала, но не принадлежало мне, а было отправлено куда-то к общему человечеству, к ней той, какой она была когда-то давным-давно. Так противно осознавать, что она мертва, и духовно, и физически, и теперь никогда в жизни не ответит на его письмо. Это «никогда» добило меня, сейчас нет смысла, нет той свободы, которую имеет человек, приобретая во времени смысл, делая выбор, осознавая всю суть жизни. Этим «никогда» стало для меня его письмо. У меня не было выбора. Я обрекла его на полное непонимание. Я написала ответ от её имени: «Я духовно умерла, и теперь у меня нет времени, чтобы меня что-то трогало. Всё равно».