Всё было, как всегда, самый обычный день. Встала, побежала в хлев, к корове, подоила и выгнала в стадо; куриц, свиней накормила, зашла домой. И так мне вдруг тошно стало, руки опустились. Вижу: как я ушла, всё лежит на печи мой суженый, муж дорогой. Раньше было: встану, а он уж на ногах, какие дела мужские во дворе – все переделаны! Мне подсобить не чурается!.. А теперь… Свалила болезнь злая!.. Уж год как он её подхватил, да всё не выздоровеет! Случилось это вот как: стал он резко худеть да сереть лицом. Я всё у него выпытывала, что такое приключилось, он не отвечал, успокаивал. Я не верила ему, нутром чувствовала, что что-то не так. Как-то утром встаю и вижу: Алексий ещё лежит. Я побежала к знахарке, привела к нам в дом. А там он, с трудом двигается. Знахарка долго смотрела его, бормотала что-то. После вышла со мной за дверь и сказала: – Мирись, баба, не вылечу я его, да и никто не вылечит, разве что Господь… Немного ему деньков-то осталось. Не много-то – не много, а сила у Алексия, что у богатыря, пока жив, не сломила болезнь лютая. Вот так и живём, Алексий мой с болезнью как может борется, но пока ему только хуже. Я уж с ног сбилась – не знаю, что и делать! А законы в нашем поселении свои, и не сказать, что больно хороши, хотя и не мне об этом думы думать. Один из них таков: если муж умирает, то женщину к себе в дом берёт мужчина, который того хочет. А если желающий не один, то Старой (главный в нашем селе) устраивает торг. И кто, по мнению Старого, лучше подойдёт для женщины, тот её и берёт. И ясно дело, что та, для кого выбирают мужа, к делу не допускается, не для её ума речи мужчин. С одной стороны посмотреть, это хорошо – женщина не одна остаётся, нелегко, если ещё дети с собой. Но а с другой – как с нелюбимым век прожить, как глаза не воротить?.. Как мужа милого забыть? Как?.. Сама я об этом даже и не думала, ведь Алексий должен был выздороветь, должен…Он сам разговор начал. Подозвал как-то и говорит: – Меня не станет – не упрямься, иди за кого Старой выдаст. Я вскинулась: – Да как НЕ СТАНЕТ, как я без тебя, без родимого?!.. Он на меня посмотрел сурово и нежно, так что я без слов поняла: судьбу не обманешь. Я отошла на ватных ногах… Сегодня был день перед праздником Ивана Купалы. Вовсю в селе приготовления шли! Меня девушки попросили помочь пирогов да калачей попечь, я, конечно, согласилась. Пошла к ним, и так мы провозились со всей этой кутерьмой до позднего вечера. Темнеет. За всеми мужья да женихи приходят, волнуются, под руку берут, ведут домой. Только я одна… Мой-то милой хворый. Напала на меня такая тоска, какой не было никогда! Запричитала душа: «А коль он не выздоровеет?!..» В глазах потемнело, я бросилась бежать. Куда бегу – и не видела, заметила только, что кто-то окликнул меня, а потом – что деревья вокруг. Остановилась, упала наземь. Встала, шатаясь, осмотрелась: вокруг лес, да какой: чащоба непроходимая! Завыла душа: «На что, Господь, меня ты оставил?!» Слёзы ручьём из глаз полились… И вдруг помнилось – огонёк красный впереди. Глаза протёрла – не пропадает! Да что же это за такое?! Никак нечистый надо мной шутки шутит. Постояла ещё так, подумала. Всё равно терять нечего, зашагала к огоньку. Батюшки родные! Это не огонёчек, а цветок, красивый, загляденье! Лепесточки красные, так и пышут огнём, серединка жёлтая сверкает, переливается. Мне в голову ударило: ПАПОРОТНИК. У нас было поверье: кто в ночь на Ивана Купалу найдёт цветок папоротника, сорвёт его, желание загадает да в руках удержит, тому загаданное исполнится. Я, не задумываясь ни на секунду, рванула тонкий стебелёк, сжала цветок в руках и проговорила громко: – Пусть Алексий здрав будет! Затряслась вдруг земля, заухали, зарычали в кустах и на деревьях. Я не боялась. Зажгло невыносимой болью руки, загорелся ярым огнём мой красивый цветок. Полились от боли слёзы из глаз. Я терпела. Всё померкло… Проснулась дома, на печи. По привычке хотела ноги спустить да и в хлев к корове. Сильная рука укрыла голову, вернула на место. Я открыла глаза. Рядом он, тот, который от болезни толком ходить не мог, сидит и смотрит озабоченно, как будто не он болен, а я. Я закрыла глаза и провалилась в сон без сновидений. После узнала, он рассказал, и девчата, что знали, добавили. Как я домой не вернулась, Алексий забеспокоился. Потом пришла Жалима, видевшая, как я бежала в лес одна. Тут мой милый не выдержал, не посмотрел на болезнь, на боль. Встал, потихоньку зашагал, после и вовсе бегом пустился. Искал меня долго. Нашёл только под утро, с выжегшими ладонями. Испугался ужасно, подхватил на руки и домой. Как он смог? Вот такой был день. Другого такого я что-то не припомню.