Коля ходил по дому и задумчиво потирал лысину. Он уже был готов ехать, даже успел выключить все электроприборы, но теперь не мог найти ключи от машины.

– Черт тебя подери, полвторого, – чертыхнулся мужчина и начал лихорадочно обуваться.

Уже через полчаса он должен был быть там, куда обещал доехать всю последнюю неделю. И, судя по всему, снова опаздывал.

«Я выхожу на променад», – зазвучал в голове мотив любимой песни «Наутилуса» и он автоматически подхватил строчку и допел «и вечер светит мне красиво…»

– А, вот же они! – увидел на пуфике у комода ключи от машины Николай, так и не успев допеть «симпатичен ад». В эту же секунду требовательно брякнул мобильник. Он выхватил его из кармана, и одной рукой закрывая дверь на ключ, выдохнул: «Алло. Выхожу» и буквально впрыгнул в кабину подошедшего лифта. Двери закрылись, и тут Николай увидел соседку-школьницу с верхнего этажа. Она быстро спрятала усмешку и уткнулась в айфон. Еще бы, не каждый день солидный соседский дядя в деловом костюме с кожаным портфелем совершает кульбиты, которых явно не ожидаешь от его упитанной фигурой и академической лысины.

Из раскрывшихся дверей он тоже выпорхнул с неожиданной для своих лет и статуса прытью. Вот что бывает, когда солидный мужчина торопится к маме. Девочка этого не знала и уже открыто прыснула в кулачок.

Но Николай этого уже не видел – его иномарка в три секунды исчезла за закрывающимся автоматическим шлагбаумом на выезде из тщательно огороженного железным забором двора одного из лучших жилых комплексов города.

Радиоволна, слегка зашипев, переключилась на новости. Красивый женский голос, который несколько портили железные официальные нотки, рассказывал:

– Добрый день. Служба новостей, Дина Сапогова. Сегодня 17 июля и к этому часу: в Екатеринбурге, в день столетней годовщины со дня расстрела царской семьи, прошёл стотысячный крестный ход от Храма-на-Крови до урочища Ганина яма. Почтить память последнего русского императора и его семьи собрались свыше трех тысяч человек. Крестный ход возглавил Патриарх Московский и всея Руси Кирилл.

Далее пошло интервью участников событий, комментарии репортера. Николай, окончательно убедившись, что опоздает, встал в пробке на мосту. Послушав еще около минуты подробности панихиды и увековечивания Николая Второго, он переключил радиостанцию. На 106\7 FM классика – высоким тембром Алексей Глызин пел про «зимний сад, где крепким сном деревья спят».  Годы брали свое – ностальгия по юности как-то неожиданно вытеснила Radio Energy, заменив его на радио «Дача».

Глава вторая

– Проходи, раздевайся. Я блинчики приготовила, как ты любишь, – мама успела смахнуть с плеча сына невидимые пылинки и чмокнуть его в щеку.

– Спасибо, – ответил Николай и почувствовал себя легко и спокойно, словно это не он еще пять минут назад злился на нерасторопных соседей по дорожной полосе и грустил о надвигающемся кризисе среднего возраста.

Диалог двух родных людей продолжался.

– Дина скоро приедет?

– Нет. Она сегодня дежурная эфира. Я ее слушал, пока к тебе ехал.

– Ну и отлично. А что она говорила?

– Про крестный ход в Екатеринбурге.

– А в честь чего?

– 100-летняя годовщина расстрела Николая Романова и его семьи.

– А... Точно. Когда я была маленькой, твоя бабушка всегда зажигала в этот день свечку, и она горела весь день.

– А ты что?

– А я детский сад, штаны на лямках. Не понимала зачем и почему. Кстати, Коля, я не пущу тебя, пока не посмотришь, что там с трубами.

– Конечно, мама, я потому и приехал, я помню.

– Только не сейчас. Сначала поешь.

Николай улыбнулся.

–  А я что делаю?

Мамины блинчики он готов был есть круглые сутки.

– Возьми сгущенку, – она поправила платок и вздохнула. – А на какой радиостанции Дину слушаешь?

– На третьей кнопке. 106 фм.

– Ничего не поняла, потом у Дины спрошу.

Николай продолжал уплетать румяные блины. Вздохнув, когда тарелка опустела, он отправился в ванную.

– Так. Воды нет. Может, на профилактику отключили?

– Коля, так не бывает. У всех вода в доме есть, только у меня нет.

Он давно ждал, что старые трубы  крякнут. Латать их было давно бесполезно, но мама ни в какую не соглашалась на капитальный ремонт и временный переезд к сыну или дочери. Все боялась кого-то стеснить, хотя и Коля, и Дина в свои «немного за тридцать» вели холостяцкий образ жизни в  комфортных трехкомнатных квартирах с дизайнерским ремонтом.

Глава третья

Николай вспомнил, что в спешке оставил инструменты в машине. «Выхожу на променад», – насвистывал он, вызывая лифт. На этот раз его соседом по кабине оказался приятный мужчина с усами и бородой клинышком. У него были голубые глаза, а взгляд спокойный и какой-то теплый что ли. Довершала необычный образ синяя куртка сантехника с пуговицами, на каждой из которых был выгравирован двуглавый орел, отчего она сильно напоминала дореволюционный мундир.

– Николай, – церемонно, но очень вежливо подал он руку соседу по камере лифта.

– О, как – тезки! – обрадовался Коля в ответ.

Собеседник продолжал:

– Я Вас раньше не видел в этом доме, вы к кому-то в гости?

– Я приехал к маме.

– Ага… Я здесь живу с рождения.

– Я здесь тоже жил, а потом уехал, как мне 18 стукнуло.

– И я такой был, тоже съехать собирался, а потом не стало моих опекунов и остался.

– Умерли что ли?

– Это самое.

– Моя мама жива, вот трубы чинить ей приехал.

Николай улыбнулся в пышные светлые усы:

– Рад знакомству, откланиваюсь.

– Вершить государственные дела?

Николай в ответ лишь посмотрел на него и слегка кивнул головой. Уже через пять секунд, когда Коля оглядел залитый солнцем двор, его не было.

«Надо же, как в воздухе растворился», – думал он, поднимаясь на лифте обратно с инструментами в руках.

Мама открыла ему дверь и удивленно спросила:

– А ты куда ходил?

–  За ящичком с инструментами.

– Так зачем они тебе, когда руки золотые? Все работает как новое, и заплатку на трубе вижу, и новый смеситель.

– Мама, я еще ничего не чинил, только собрался сделать именно то, о чем ты говоришь, и вспомнил, что инструменты в машине…

– Ах, ты мой шалунишка, пошутить надо мной решил, – прервала мама поток его речи и потрепала, словно маленького по щеке.

Пока Николай удивленно оглядывал мастерски поставленную заплатку на чугунной советских времен трубе, краем уха он слышал, как мама уже хвасталась по телефону закадычной подруге:

– Сима, привет.  Представляешь, сегодня сыну говорю «почини мне трубы, Николай...»

Все еще недоумевая, Николай сел в уютное старое кресло и принялся листать ленту «Вконтакте». Она пестрела портретами царской семьи, фотографиями Николая II и его дочерей на яхте «Штандарт», кадрами из фильмов. И тут на ум Коле пришла неожиданная мысль: а ведь государственные дела в обывательском смысле очень даже похожи на трубы. И когда они со временем приходят в негодность, одни надо чинить инструментами, другие – законами, после которых людям жить проще и лучше, и смелыми поступками. Император Николай II в государственном смысле к этому стремился. А может, и трубы в доме его мамы тоже он починил?