Зарисовки
Когда-то с «коллегами» мы рассуждали – раз у мужчин-поэтов есть музы, следовательно, у девушек-поэтесс должны быть музыки. И, углубляясь в эту теорию, мы обнаружили, что они не просто есть, но для нас музыки чуть ли не осязаемые создания. Знаете, как я вижу своего? Знаете, у него неряшливые волосы пепельного цвета. Синий свитер крупной вязки с белыми скандинавскими оленями, длинными рукавами и воротником под горло, в который он время от времени прячет мёрзнущий нос. Светло-синие недоглаженные джинсы. Синие кеды-тапки на босые ноги, которые вечно в мозолях.
А война ведь была за нас
А война ведь была за нас.
Страну закрывали воины грудью.
За жизни секунду, минуту, час...
Нет, никогда мы вас не забудем.
В своём смущении, возможно, я смешна
В своём смущении, возможно, я смешна,
Чуть неуклюжа и чуть-чуть нелепа.
В гламурном блеске пафосного света
Мила я слишком и слишком нежна.
Портрет незнакомки
Девушка. Девушка с мужским именем и мальчишечьим умом. Технарь до мозга костей с железной логикой в нём же. Невысокая, миниатюрная, или, как сама выражается, «компактная»: «А что? На мою ногу легко размер обуви искать, а ещё одеваться можно в «Детском мире!» Рационально!» Презирает юбки, презирает каблуки.
Музыка белых кубиков
Легко улыбнувшись девушка расслабленно облокотилась на спинку кресла. Растрёпанные волосы, домашние штаны, майка... В общем, вид крайне непрезентабельный. Но зрителей нет – кто может подтвердить, что она играет именно в таком виде?
Это по любви…
Я стояла и плакала… И сама не могла объяснить себе, почему.
До моего, как я его называю, «предпоследнего» звонка был год. До последнего – три. Я зашла в зал просто посмотреть, из любопытства… И под конец ревела вместе с выпускниками. Наверное, именно тогда, на чужом последнем звонке я и осознала, что теряют люди, прощаясь со школой. А ведь учителя каждый год провожают своих питомцев. И тоже плачут, я знаю. Как они всё это выдерживают?
