«Monsieur le Baron!

Permettez-moi de faire le résumé de ce qui vient de se passer. La conduite de Monsieur votre fils m’était connue depuis longtemps et ne pouvait m’être indifférente. Je me contentais de rôle d’observateur, quitte à intervenir lorsque je le jugerais à propos. Un incident, qui dans tout autre moment, m’eût été très désagréable, vint fort heureusement me tirer d’affaire: je reçus les lettres anonymes. Je vis que le moment était venu et j’en profitai. Vous savez le reste: je fis jouer à Monsieur votre fils un rôle si pitoyable, que ma femme, étonnée de tant de lâcheté et de platitude, ne put s’empêcher de rire, et que l’émotion que peut-être avait-elle ressentie pour cette grande et sublime passion, s’éteignit dans le mépris le plus calme et le dégoût le mieux mérité…»[1]

Пока он писал эти строки, я чувствовала, как тишина сгущается, растёт, наполняет комнату и давит грудь.

Александр Сергеевич очень любил свою жену и старался не придавать значения пустым слухам, однако вызывающее поведение Дантеса его крайне беспокоило, особенно его пристальное внимание к Натали.

Тусклая свеча едва освещала просторную комнату, но я отчётливо видела силуэт поэта, его нахмуренные брови, сведённые почти к переносице, решительный взгляд. Кажется, таким я его никогда не видела.

Пушкин настолько сосредоточился на письме к Луи Геккерну, что совсем забыл о своём обещании прочитать мне стихи. И я не стала его отвлекать.

Повисла гробовая тишина. Его смятенные мысли были так глубоки и сильны, что, казалось, достигали внешнего мира. И я, и он понимали, что это письмо станет последним в его жизни.

Старые часы, стоявшие в углу комнаты, гулко пробили пять:

– Я закончил с письмом. Простите, я так увлёкся, что совсем забыл о нашем разговоре.

Поэт обернулся, пристально-внимательно посмотрел мне прямо в глаза, и его лицо озарила тёплая улыбка:

– А теперь вернёмся к стихам.

Не множеством картин старинных мастеров
Украсить я всегда желал свою обитель,
Чтоб суеверно им дивился посетитель,
Внимая важному сужденью знатоков.
В простом углу моем, средь медленных трудов,
Одной картины я желал быть вечно зритель,
Одной: чтоб на меня с холста, как с облаков,
Пречистая и наш божественный спаситель –
Она с величием, он с разумом в очах –
Взирали, кроткие, во славе и в лучах,
Одни, без ангелов, под пальмою Сиона.
Исполнились мои желания. Творец
Тебя мне ниспослал, тебя, моя Мадонна,
Чистейшей прелести чистейший образец.

Александр Сергеевич читал эти строчки с удивительной нежностью, теплотой и любовью. Ни одной фальшивой ноты. Всё гармонично, скульптурно, пластично. Благоговение перед волеизъявлением Творца – и перед благодатной красотой женщины.

Не было никаких сомнений по поводу того, кому было адресовано это восхищение и любование. Величественная, прекрасная и кроткая Мадонна – стихотворное воплощение Натальи Николаевны Гончаровой. Как же нужно любить женщину, чтобы приравнять её к Божьей матери, а её образ ценить больше, чем иконы!

– Я должен был жениться на Натали, потому что всю жизнь был бы без неё несчастлив, – задумчиво произносит Поэт.

А я про себя добавляю: не будь сплетен, зависти, интриг, ваш союз был бы долгим и счастливым.

Мы говорили с ним около пяти часов. У нас общий интерес – поэзия. Его поэзия. Стихи, которые заставляют моё сердце биться в унисон рифмам.

Позже в дом пришел посыльный, которому было велено в срочном порядке доставить письмо. В этот момент Пушкин снова стал хмурым, можно сказать, суровым, но на его лице не было ни капли страха или сомнения. Поэт был готов идти навстречу большой опасности, и это мне нравилось в нём. Но и пугало.

Наступал вечер. Странно, но за весь день Наталья Николаевна дома не появилась. В мыслях вопрос: «Где же она?», но задать этот вопрос Пушкину я не решалась. Вместо этого предложила немного прогуляться по набережной. Идея понравилась, и, одевшись потеплее, мы вышли из дома.

Снаружи оказалось тепло. Навстречу нам дул тёплый, почти южный ветер, а под ногами хрустел белый снег.

Я впервые видела Поэта так близко и потому украдкой, с любопытством разглядывала его. Небольшого роста, даже чуть ниже меня. Щегольской чёрный сюртук, блестящий цилиндр на голове. «Арапский профиль» в соединении с живописью движений давали особое впечатление. И глаза – необыкновенной привлекательности. Особые поэтические задушевные глаза, в которых отражалась вся бездна дум и ощущений, переживаемых душою великого Поэта.

Александр Сергеевич обеспокоен. И тем не менее как галантный кавалер старается развлечь меня.

– Какие стихи Вам нравятся больше всего? – неожиданно спросил Пушкин.

– Наверное, философские. «Брожу ли я вдоль улиц шумных…».

– Вхожу ль во многолюдный храм… – продолжил увлечённо Поэт.

Начало смеркаться. Солнце почти ушло за горизонт, оставляя на небе ярко-розовые следы, плавно перетекающие в тёмную синеву. Начали появляться первые звёзды, похожие на маленькие алмазы, и вскоре на небо взошла луна.

Чем ближе было утро, тем тревожнее становилось на душе. Никто не знает исхода следующего дня.

Пришёл вызов на дуэль от Дантеса. Оставалось лишь ждать…

Я на миг закрыла глаза, грустно вздыхая, и, когда открыла их, я вновь стояла на улице. Я повернулась: вдалеке два силуэта, один из которых я сразу узнала. Это был Пушкин. Мой Пушкин.

Напротив – Жорж Дантес. Высокий, хорошо сложённый, с волнистыми белокурыми волосами и тонкими чертами лица. Экспансивный и беззаботный. К счастливой внешности следует прибавить неистощимый запас хвастовства, самодовольства, пустейшей болтовни...

Они оба были намерены победить в этой дуэли. Но победителем мог стать лишь один…

Выстрел – Поэт падает на землю…

Моё тело как будто слабеет, а сердце начинает стучать всё быстрее и быстрее. Я не успела закричать: кто-то тихо назвал моё имя.

Картинки проносятся в моей голове, сменяясь словно в ужасном калейдоскопе. Безбрежный всепоглощающий ужас…

Пытаясь подавить душившие меня слёзы, словно сквозь вату услышала строгий и настойчивый голос учителя:

– Ещё раз спрошу: кто твой любимый писатель?

Сбросив с себя оцепенение, я неуверенно оглянулась: кабинет русского языка и литературы. На парте – учебник. Страница со стихотворениями великого Поэта.

Это был сон или просто игра моего воображения? Я сразу вспомнила два произведения, которые мне нравились больше всего: «Мадонна» и «Брожу ли я вдоль улиц шумных…».

Мне не пришлось долго думать над ответом:

– Это не писатель. Это – Поэт. Александр Сергеевич Пушкин. Солнечный гений России.