Осенью темнеет довольно рано. Не настолько рано, как зимой, но всё же далеко не так поздно, как летом. Нечто среднее, хотя назвать это золотой серединой было бы в корне неправильно. Ещё только шесть часов вечера, но над городом уже сгустились сумерки. Солнце вряд ли скрылось за горизонтом, но из-за нависших туч его совсем не видно. Дождя не будет, однако от этого легче не становится.

Руки Странницы дрожат, крепче сжимая телефон, показывавший проклятые 6:07 вечера. Девушка нетерпеливо переступает с ноги на ногу и, словно мантру, бубнит под нос что-то о том, чтобы трамвай скорее приехал. Стоявшая рядом с ней Спутница тоже взволнована тем, что трамвай долго нейдёт, однако не показывает это снаружи, лишь изредка она подходит ближе к рельсам и с надеждой всматривается вдаль. Но проклятый трамвай всё не шёл и не шёл. Как назло всё больше людей подходили к остановке. Это было естественно, но всё равно слегка пугало.

Наконец вдали послышался заветный стук колёс, но Странница всё ещё не могла вздохнуть с облегчением. Облегчение придёт к ней лишь тогда, когда она, абсолютно целая и невредимая, доберётся до дома и сможет, наконец, позволить себе чашечку горячего или не очень чая. Было ещё совсем не поздно, а ей уже было до одури страшно, как какому-нибудь маленькому зверьку, впервые оказавшемуся в огромном мире, кишащем хищниками. Казалось, что вот-вот кто-то придёт и набросится на неё или кого-то ещё в толпе. Или из самой толпы выскочит какой-нибудь страшила. В любом случае итог был бы одинаковым. От этого становилось ещё страшнее, а всё вокруг - более жутким.

Трамвай полз к остановке медленно, словно он тоже устал за весь этот рабочий день, после которого его, в отличие от людей внутри, ещё не скоро ждёт отдых. Снаружи он был бледным, как и лица людей в сумерках, отчего казалось, что трамвай - тоже человек, причём самый настоящий. Причём из всех людей внутри и снаружи он, возможно, был самым человечным. Стук стих, и двери с грохотом открылись, выпуская скромное количество народу и запуская куда большее. Спутница зашла первой, Странница же последовала за ней. Лишь только они зашли, двери-пасти так же громко закрылись, и Трамвай тронулся. Хотя нет. Тронулся он, наверное, ещё давным-давно. В его возрасте было бы странно оставаться в здравом уме. Во всяком случае, Странница ещё не встречала таких.

Колёса мерно стучали, Трамвай покачивался влево-вправо. Лампы внутри вагона светили еле-еле, но этого вполне хватало, чтобы достать из сумки кошелёк и отсчитать мелочь за проезд. Контролёр шёл к заднему выходу вразвалочку и, казалось, от него и зависело, в какую сторону наклонится Трамвай в тот или иной момент времени. Слегка позвякивая, монетки исчезают из хрупкой ладошки, а на их месте оказывается только что напечатанный билетик, но он тут же сминается и убирается куда-то в недра сумки. Вместо него в руках оказывается телефон. Уже половина седьмого. Трамвай качается. Нетерпение нарастает. Смеркается сильнее. Лампа моргает. Просыпается странная паника.

Странница смотрит вперёд, на замученных после тяжёлого рабочего дня людей, толпящихся возле выхода. «Хорошо им, наверное, – думает Странница, – сейчас они выйдут, пройдут несколько шагов – и уже дома». Она бы сейчас тоже хотела поскорее очутиться дома. Дома спокойно. Дома уютно. Не то, что здесь. В Трамвае немного некомфортно. То ли это из-за повисшей напряжённой тишины, то ли от чего-то ещё, скребущего с каждой секундой всё сильнее и сильнее.

Стоявший рядом юноша, всю дорогу переписывавшийся с кем-то в чате, отходит от окна и подходит к заднему выходу. Вот он спускается на тротуар и идёт по направлению к крупному жилмассиву. Видимо, живёт там. Вслед за ним идут ещё какие-то люди. Часть из них тоже только что вышла из трамвая, часть шла по тротуару и до этого. Но дверь закрывается, и больше ничего не видно. Окна на ней нет. А может быть, и есть, но оно закрыто чем-то вроде картона. Да, Трамвай был действительно стар. Ему давно было пора на пенсию, но почему-то он по-прежнему человечествовал по рельсам города, из последних сил стараясь выполнить свою работу, за которую ему вряд ли хоть кто-то заплатит.

Задумавшись о чём-то, Странница и не замечает, как Спутница несильно пихает её в бок и выходит в открывшуюся дверь. Надо же, как быстро и их остановка настала! Странница всё ещё немного зашугана, поэтому старается поскорее выйти из Трамвая. На остановке стояли люди, которые позже и сами заняли места только что прибывших. Звякнув, Трамвай поспешил к следующей остановке, оставляя после себя лишь стук колёс и несильное дребезжание земли.

Но путь ещё далёк от завершения, хоть и не настолько, как несколько минут назад. Странница молча идёт за Спутницей, стараясь держаться как можно ближе к подруге. Да, было по-прежнему не слишком темно, но всё равно до одури страшно. А самое пугающее было то, что до дома Страннице идти немногим, но всё же больше Спутницы, которая, сняв рюкзак с одного плеча, достала оттуда ключи с милым брелком и, открыв ими тяжёлую подъездную дверь, скрылась в тёмном подъезде, в котором наверняка сейчас зажжётся свет.

Еле переставляя ватные ноги, Странница пошла к своему дому, иногда оглядываясь по сторонам. Вокруг не было никого, лишь вдалеке кричали какие-то мальчишки да лаяла собака. От всего этого на душе не становилось спокойнее ни на секунду, а разум продолжал подкидывать сотни теорий заговора. Дул прохладный ветер, отчего приходилось слегка ёжиться и сильнее кутаться в любимую флисовую кофту. Расстояние до дома сокращалось с каждым шагом. Чем он был ближе, тем сильнее хотелось туда. Ноги уже начинали болеть из-за неудобной обуви, но, словно не замечая этого, до своего подъезда с торца Странница буквально бежала. Трясущимися руками она достала из сумки ключи и, открыв дверь, подбежала к лифту. Тот, к счастью, был прямо там, на первом этаже, поэтому даже ждать его не пришлось.

Придя домой, Странница наскоро сняла ненавистные ею, но, к сожалению, единственные ботинки, доставлявшие ногам ужасный дискомфорт. Но не это было главной радостью. Пришла домой. Целая. Невредимая. И всё в порядке. Разве ж не это счастье?