Я увидела слишком много всего.
Сначала были пустые люди, потерявшиеся в смыслах и делах, которые искали выход на посадку до последнего пристанища их душ. Я видела, как в их глазах бьется из последних сил огонь жизни, как он утихает и превращается в пепелище размером со зрачки этих людей.
Вся наша жизнь – череда повторяющихся событий. Что-то новое появляется каждый день, и, добавляясь к старому, создает симфонию нашей жизни, которая каждый день звучит где-то рядом со звездами, чтобы потом, после нашей смерти, родилась новая маленькая звездочка. Но из всех глобальных проблем общества, из всех невероятных открытий и философских выводов, сделанных, несомненно, мастерами слова и мысли, некоторые вопросы остаются без ответа. Что будет, когда нас не станет?
Жизнь – странная штука. Каждый день мы создаем себя и разрушаем вновь. Каждый день мы открываем галактики и топчемся по руинам старых времен. Каждый день мы создаем что-то новое, чтобы завтра же забыть это и создать что-то еще более новое. Каждый день мы делаем шаг вперед для того, чтобы разбиться. И каждый день мы живем в этом мире, чтобы потом проснуться в другом, так и не поняв, что должны были сделать в каждом из этих миров. Мы живем, чтобы после нас осталось что-то, но зачем? Каждый раз разбиваться в лепешку, чтобы потом снова и снова вставать, не давая себе и другим покоя в мирном существовании?
Порой бывают такие дни, когда кажется, что хуже быть уже не может. Все, предел, и дальше совершенно невозможно. Когда настолько душевно плохо и тошно, что не знаешь, куда себя деть от этих ощущений. В такие моменты я всегда начинаю думать: а что вообще такого случилось? Перебираю в голове все, что происходило с моей жизнью за последние несколько дней, месяцев, вспоминаю отдельные моменты. И знаете, всегда это происходит внезапно. Как будто в душе просыпается маленький ураган и начинает сносить все стоящие на полках дела и книги уже прожитого и того, что еще предстоит прожить.
После того, как ему поставили этот диагноз, он стал изгоем в маленьком мире, куда еще допускали его врачи. Шизофрения по-прежнему не лечилась.
