Как обычно, я сидела в библиотеке на диване, с очередной книгой в руках. Была перемена, и скоро должен был начаться четвертый урок. И тут мой взгляд устремился на него.

Сегодня он был особенно красив. Пряди его волос были аккуратно уложены. Волосы, цвета смолы, словно плащ самой смерти, но такие манящие. Он казался мне идеальным, и я, словно завороженная, не могла отвести глаз от его прекрасного силуэта.

И все чаще я невольно стала любоваться им. Его голос, руки, абсолютно все казалось мне невообразимо прекрасным. Он всегда был мил и приветлив, никогда не грубил. Он был таким светлым и чистым, словно луч солнца среди однотипных будней.

– Неужели я… Влюбилась? – прозвучал, словно гром, мой собственный голос.

И все чаще ко мне подступало осознание того, что это именно так. Я без устали смотрела на него, а его голос я готова была слушать часами. Столь мягкий, бархатистый и самый родной для меня, как казалось тогда. Каждый раз сердце билось как сумасшедшее, а ноги теряли силу, когда он говорил или лишь проходил мимо.

Я была готова идти туда, куда бы ни за что не пошла, ради того, чтобы хоть мимолетно увидеть его. Шли месяцы, и я все больше влюблялась. Каждый шаг, каждое мельчайшее движение были невероятно красивы, словно он был рожден с посылом нести красоту в массы.

Каждый раз, когда его просили ответить на уроке, он делал это так легко и уверенно, будто имел Нобели по всем наукам. Изо дня в день мы мило общались, и этого могло бы и хватить мне, ведь такая, как я, не могла быть рядом с ним. Время шло, и мои чувства становились все сильнее.

И вот силы признаться найдены, но я не знала, как это сделать.

В поисках идеи моим решением было уединиться, и я направилась прямиком в школьную библиотеку, с целью найти книгу с похожим сюжетом. Я описала библиотекарю сюжет о любви и признании, недолго думая, она дала мне книгу А.С. Пушкина «Евгений Онегин». Весь вечер был проведен за чтением этого произведения. И когда я читала письмо Татьяны к Евгению, стало понятно, что мне необходимо сделать. Мои чувства были сильны, и держать их мне становилось больно. Я решила, что лучше будет рассказать ему о них.

Но как успеть за столь короткую перемену изложить все, что у меня на душе? Да и к тому же он всегда был в компании друзей. Я боялась, что мои чувства и всю меня растопчут прямо там, поэтому последовала примеру Татьяны: изложила все на бумаге.

«Привет…»

Я раскрыла всю душу, дальше отступать некуда.

Вот она, роковая перемена. Ноги предательски дрожали, и, подойдя к нему, я неуверенно поздоровалась и быстро отдала письмо, после чего сбежала прочь. Он проводил меня изумленным взглядом.

Наступило новое утро нового дня. Меня терзали мысли насчет его реакции. Как он отреагировал? Лишь этот вопрос вертелся в моей голове.

Выдохнув, я сделала смелый шаг вперед за порог квартиры, после чего быстро, окрыленная своими чувствами, побежала в школу. На улице стоял мороз, снег хрустел под ногами. Солнце еще не успело взойти, поэтому на улице был легкий утренний сумрак. Сердце колотилось в ожидании. Придя в школу, я сняла куртку в гардеробе, и, достав из рюкзака том с собраниями сочинений Пушкина, среди которых был и Евгений Онегин, напоминающий о случившемся, я направилась в кабинет.

Прозвенел звонок и начался урок литературы. Он и не собирался уходить из моих мыслей, напротив, он укреплялся в них все прочнее. Весь урок я витала в облаках, вовсе не слушая учителя. И со звонком вышла из кабинета и направилась в следующий, в руках моих по-прежнему был тот самый том.

– Так, 219 кабинет.

И, как обычно, на пути к кабинету я увидела его. Сердце заколотилось в ожидании. И он, заметив меня, пошел навстречу, не скрывая своего огорчения. Надежда начала рассыпаться в прах уже сейчас. «Глупая, глупая», – только и проносилось у меня в голове. Он подошел и, почесав затылок, будто заранее извиняясь, начал:

– Привет, прости я... – проговорил он неровным и сбивчивым голосом.

Сердце словно остановилось. Руки и колени тряслись, а противный ком встал поперек горла.

– Я все понимаю, – сдавленно, сквозь предательски падающие на рубашку слезы, сказала я.

Прочь, прочь как можно быстрее. Ступени под ногами летят хороводом, в суматохе натыкаюсь на какого-то человека. Понимаю, что выронила свою книгу, и, в порыве злости, подняла свое заплаканное лицо на него. Он казалось был взволнован моим состоянием, и, опасаясь неясно чего, я бросилась бежать вниз по лестнице, вовсе позабыв о книге.

Я бежала быстро, как могла, стараясь, чтобы никто больше не видел моих слез. Дыхание сбилось, придя домой, закрыла дверь. Слезы медленно переходили в истерику. В тот вечер, казалось, я выплакала все, что копилось часами и днями.

И опять новый день, новое утро. Лицо отекло после вчерашней истерики, и лишь ледяная вода хоть немного спасла положение.

Собравшись, я медленно спустилась по лестнице в подъезде. На улице все было как-то тускло, и снег, казалось, уже не хрустел радостно под ногами.

По приходу в школу как обычно разделась в гардеробе. Чтобы не толпиться возле кабинета, отошла к окнам. Ожидая звонка, я увидела, как по коридору ходил какой-то парень, словно выискивая кого-то. Когда он подошел ближе, я сразу узнала того парня, с которым столкнулась вчера на лестнице. Сгорая от стыда за своё вчерашнее поведение, незамедлительно приняла решение поскорее уйти, ведь вовсе не хотела видеть кого-либо. Видимо, он тоже меня узнал, и, когда я уже собралась уйти оттуда, он схватил меня за руку.

– Прости, что столкнулась с тобой вчера, – с раздражением сказала я.

В порыве гнева и стыда решила повернуться к своему обидчику спиной, но заметила у него в руках до боли знакомый томик. В голове один лишь вопрос: «Неужели он, тот самый…?»

– Ах, да, вот, ты уронила вчера, – сказал он, мило улыбаясь и протягивая мне томик Пушкина. – Кстати, Рома.

– Лера, – ещё ничего не понимая, проговорила я.

В груди появилось теплое чувство, похожее на легкую щекотку. И что-то уже тогда подсказало, что Татьяна – лишь мой проводник в мир более светлый, мир, мною ещё непонятый, но уже такой родной.