У каждой русской семьи есть своя память о войне, свои герои, своя, очень личная история, связанная с ней. В нашей семье таких историй много. Но самой пронзительной и запоминающейся стала для меня история, рассказанная мне моей бабушкой – Марией Клементьевной.

Конец 45 года. В Новосибирске, казалось бы, не тронутом войной, голод, нищета, разруха… Мои родственники жили у мелькомбината, на Большевистской улице, по которой часто гнали военнопленных немцев. Первый эшелон с солдатами Вермахта пришёл в наш город в 1944 году. Моя бабушка вспоминает: «Шли они голодные, жалкие, оборванные, испуганно глядящие на толпу ребятишек, высыпающих на улицу, чтобы посмотреть на поверженных немцев. И не только посмотреть… Особым удовольствием было для нас, детей, побольнее уколоть, уязвить этих людей, потому что для нас они были фашистами, врагами. Мальчишки заранее запасались палками, камнями, булыжниками, чтобы при случае внести свою лепту в борьбе с «фашистскими захватчиками».

Вот и в этот раз всё было, как всегда. Бесконечной серой толпой проходили немцы мимо нашего дома. Как всегда, шли они молча, затравленно глядя по сторонам. И вдруг глаза мои встретились с глазами молоденького паренька, который протягивал ко мне руку, что-то бормоча по-немецки. Первое желание моё было отскочить, убежать, спрятаться. Но лицо немца было таким светлым и добрым, что сразу вызывало доверие и жалость. Через мгновение я рассмотрела, что в руке у пленного был большой кусок хозяйственного мыла. Мыло! Это такая роскошь по тем временам. Это необыкновенное счастье, это целое состояние! Кротко улыбаясь, солдатик повторял: «Хлеба, фрау, хлеба, битте!»

Я схватила вожделенный кусок мыла, побежала домой, чтобы спрятать его подальше. У меня и в мыслях не было менять его на хлеб. Да, паренёк добрый и жалкий, но какое мне дело до него? Он же фашист – перебьётся!

Вбежав в квартиру, я увидела маму, пристально смотревшую на меня. Сразу поняв, что я что-то прячу в руках, она потребовала: «Покажи!» Пришлось показать.

«Откуда?» – строго спросила она.

«Это пленный, сам отдал, я не просила…– оправдывалась я. – Хлеба просил взамен».

Мама молча пошла на кухню, достала большой кусок чёрствого, но такого, как нам казалось, сладкого хлеба, и сказала: «Беги, отдай, немедленно!»

Что тут поднялось в моей душе! Чёрный хлеб был для нас самым настоящим лакомством. В годы войны мы делали из мякиша шарик, заворачивали его в марлю и сосали, как леденец! И вдруг этот странный приказ мамы отдать это лакомство фашисту?!

Но спорить было бесполезно. Выскочив на улицу, я побежала в поисках солдатика, который уже, наверное, и не чаял получить хлеб.

Обида на маму, на этого немца да и на весь мир захлёстывала моё сердце.

Как я хотела в тот момент, чтобы паренёк, отдавший мне мыло, не нашёлся, исчез, растворился в толпе…

Но вот я увидела его. Он шёл, всё ещё оглядываясь назад в надежде, что я найду его.

Какой радостью засветились его глаза, когда он увидел в моих руках кусочек хлеба! «Данке, фрау, данке шён!» – повторял и повторял он...

…Возвращалась я домой совсем другим человеком. Поступок мамы заставил меня о многом задуматься. В частности, о том, что не принято на Руси пинать ногами упавшего врага. Это не в нашем национальном характере.

Вот так, почти слово в слово я рассказала историю, которая в нашей семье передаётся вот уже четвёртому поколению. И я расскажу её своим детям и внукам, потому что в ней проявляется благородство души русского человека.