Раз, два, три. Шаг, поворот, прыжок!.. Падение. И снова: раз, два, три. Шаг, поворот, прыжок!.. Очередное падение.

Гретхен села на пол, потирая ушибленные колени. Ничего не получалось. Не получалось вчера, не получалось сегодня. «И завтра тоже не получится», – подумала она, кусая до крови губы и глотая горячие слезы.

Разочарование, пожалуй, – самое неприятное чувство из всех чувств, которые приходится испытать каждому человеку в своей жизни. И как бы он от него ни прятался, разочарование все равно приходит рано или поздно. Разочарование в новой книге любимого писателя, разочарование в неожиданном проступке кумира, разочарование в любимом человеке… разочарование в себе. И последнее самое болезненное разочарование.

А ведь по сути, что пошло не так? Что произошло? Да, ты не смог сдать свою работу вовремя. Пф-ф, ну и что? Да, ты не смог навестить родителей на прошлой неделе. Ничего вроде бы страшного, навестишь на следующей. Да, ты не смог отжаться 20 раз еще в далеком детстве на уроках физкультуры. И что, разве стоит из-за этого расстраиваться?

Но разочарование потихоньку начинает обживаться внутри тебя. Незаметно, почти робко его липкие щупальца прикасаются к твоим закрытым векам, к щекам, к губам и так постепенно разочарование все глубже просачивается внутрь. Оно становится родным, и уже кажется, что ты неделим с разочарованием, что ты и есть само разочарование.

Тогда что же заставляет нас продолжать бороться? Продолжать делать работу, навещать родителей, заниматься физкультурой, знакомиться с новыми людьми, читать любимых писателей? Неужели банальная привычка? Привычка свыше нам дана – замена счастию она? Или, быть может, стремление доказать себе, что ты что-то можешь – стремление реабилитироваться в собственных глазах?

Гретхен поднялась на ноги и невольно наткнулась взглядом на свое отражение. В танцевальном зале везде были зеркала, что порой раздражало девушку, особенно, когда она видела, как в очередной раз падает.

Девушка больше не плакала, но остатки слез непроизвольно стекали крупными каплями из ее глаз. Гретхен беспристрастно смотрела на свое отражение, не отводя взгляда, словно хотела бросить ему вызов. Ее плечи были расправлены, а спина была безукоризненно прямой как, собственно, и у любой другой балерины, даже если балериной она была в прошлом. 

Как много для нас значит привычка. Люди, потерявшие все, живут ради привычки и из-за привычки. Привычка, как сломанная старая удочка, держит поплавок нашего самообладания наплаву. Благодарите привычку, слава ей!

«Как велико и одновременно ущербно человечество в своих открытиях, – печально усмехнулась Гретхен. – Изобретая универсальный антидепрессант, мы сами же стали от него зависимы. Привычка, – она мысленно прыснула, – самое убогое наслаждение, правда, удовольствия не доставляет, только лишь сплошное чувство обремененности».

Собрав свои немногочисленные вещи в сумку, Гретхен вышла из зала и направилась в уборную. Ей надо было умыться и привести себя в порядок.

***

Раз, два, три. Сперва духовые, после резкие звуки виолончели, легкий взмах смычка и… Снова: раз, два, три. Дрожащий звук скрипки. Полет.

– Вы выглядите одухотворенным, – послышался женский голос рядом, а за ним на поручень моста легли женские руки.

Едва ли эти руки можно осмелиться назвать красивыми. Было в них что-то отрешенное. Длинные костлявые пальцы и тонкая кожа, сквозь которую виднелись голубые вены. Такие руки невозможно представить нежно обнимающими маленького ребенка.

«Удивительно, как материнство меняет и внутренний, и внешний облик женщин», – подумал мужчина, стоящий на мосту.

Гладь реки Шпрее слегка зарябилась, словно в протест чему-то. Луна, отражавшаяся в темной воде, расплылась нечетким белым пятном.

– Вы курите? – не глядя на свою собеседницу, спросил мужчина.

Так было проще – не знать с кем ты разговариваешь. Словно ты беседуешь с этими отрешенными руками. А стоит ли блюсти правила беседы, если ты беседуешь всего лишь с руками?

– Столь же сильно, сколь вы выглядите одухотворенным, – послышался все тот же голос.

Он звучал тихо и почти так же отрешенно, но почему-то осенний ветер и звуки засыпающего города совершенно не заглушали его, что сильно удивляло. Мужчине на мгновение показалось, что кто-то повторяет слова за этой девушкой, но на мосту Монбижу было безлюдно.

– Неужели Вам нечего терять? – глухо спросил мужчина, смотря куда-то вдаль, скользя взглядом по водной глади и устремляя свой взор туда, где вечерние огни сливались в причудливые едва различимые формы.

Из главных дверей Музея Боде вышел солидный на вид мужчина в темном плаще поверх костюма. Казалось, что он был словно сплошным клубком нервов и напряжения; его пальцы резко подрагивали, на челюстях выступали желваки, а брови были сведены на переносице. «Клубок нервов» бросил цепкий острый взгляд на девушку и тут же отвернулся. Засунув руки в карманы плаща, он пошел прочь.

– О! – воскликнула девушка, словно увидела старого знакомого. – Абсолютно нечего. – А эта фраза была сказана такой же отрешенной интонацией, как и предыдущие фразы ранее.

Мужчине в черном осеннем пальто почудилось, будто бы его собеседница знает этого прохожего. Но какое ему было дело до знакомых этой незнакомки?

Он снова перевел взгляд на руки своей собеседницы. Приглядевшись, он увидел глубокий шрам на левом запястье, выглядывающий из-под длинных рукавов темно-коричневого свитера девушки. На безымянном пальце правой руки было надето старое и явно дешевенькое колечко «Спаси и сохрани».

«Для чего люди носят подобные? Неужели думают, что это простое колечко сможет уберечь их от беды или принести счастье?»

Все же мужчина подумал, что соблюсти приличия придется, как не крути. Его рука на автомате потянулась к карману пальто, из которого он достал пачку крепких сигарет и зажигалку.

Он протянул их девушке, и взгляд невольно скользнул по ее лицу, от чего мужчина вздрогнул. Впалые глаза цвета жидкого серебра при вечернем освещении казались прозрачными, а от того как смотрела девушка становилось немного не по себе. Ее взгляд был проникающим и сканирующим, несмотря на то, что он оставался таким же отрешенным и пустым. Мужчине, протягивающему ей сигареты, на пару мгновений даже показалось, что девушка была слепа, но он выбросил из головы это предположение, вспомнив первую фразу, которую он услышал из ее уст.

«Вы выглядите одухотворенным… Не более чем вы счастливой» – с толикой иронии подумал мужчина.

 И без того тонкие губы девушки сжались в одну линию. Она недоуменно посмотрела на протянутые ей сигареты.

– Что вы? Нет. Я не возьму! – она неожиданно оживилась и смотрела на своего собеседника крайней степени удивленно, словно ей подсунули темную коробку со змеями, в которой изначально должны были быть конфеты.

Мужчина так же недоумевал от реакции незнакомки. Она стояла перед ним, выставив руки в защитном жесте и высоко подняв свои густые брови. 

– Но почему же? Вы ведь сами сказали что курите, – удивился он.

– Простите, но я не возьму ваши сигареты, – в девушке словно что-то поменялось, уголки ее губ едва подрагивали, будто она хотела улыбнуться, а глаза как-то странно заблестели.

– Чем же они для вас плохи? – мужчину заинтересовала реакция девушки, и он смотрел ей прямо в глаза, пытаясь прочесть каждую эмоцию в этом море отрешенности, которое сейчас поменяло направленность течения своих волн.

– Они очень даже хороши. Но приняв, их я буду должна отблагодарить вас, чего делать не хочу, – девушка чуть заметно улыбнулась.

«Какое утонченное хамство», – подумал он.

– А сейчас, простите, я вынуждена уйти. Вы и так слишком многое обо мне узнали.

Подул легкий ветер, и пепельного цвета волосы девушки взметнулись, окутав ее лицо полупрозрачной вуалью из-под которой лукаво смотрели две пары миндалевидных глаз.

Неожиданно мужчине не захотелось ее отпускать. Но разве может он заставить человека сделать что-то? А собственно, зачем ему ее останавливать? Какой в этом прок? Ведь то всепоглощающее чувство посредственности все равно вернется рано или поздно, и все пойдет так же, как прежде, по давно намеченному плану.

Штампы, штампы. Даже на теле человека, казалось бы, бестелесная рутина смогла оставить свое клеймо посредственности. Хотелось вырваться из этой повседневности хоть на миг, хотелось не предугадывать слова своего собеседника, хотелось вздохнуть и ощутить сладость собственной свободы.

Реакция и слова этой девушки, какими бы простыми и одновременно странными они ни были, заставили удивиться мужчину. «Любопытство?» – спросите вы. «Едва ли», – ответит он высокомерно, осознавая про себя всю правоту вашей мысли.

Незнакомка движением тонкой руки убрала волосы от лица, поправила берет черного цвета и, улыбнувшись уголками губ, пошла прочь.

– Что, например? – бросил он вслед удаляющейся фигуре.

– Например, что я курю от чувства безысходности, – чуть повысив голос, крикнула она ему, но он услышал бы ее, даже если она сказала бы это вполголоса. – Согласитесь, это сведенье говорит уже слишком много о простом случайном незнакомце.

Подул сильный осенний ветер. Девушка напоследок кивнула одинокому мужчине на мосту и, развернувшись, ускорила шаг, зябко кутаясь в пальто.

Мужчина закурил сигарету. Сделав пару затяжек, он в неожиданном раздражении сломал ее и зашвырнул как можно дальше в воду.

«Неужели даже курение для меня становится одним из пунктов плана?» – подумал он и пошел в сторону своего отеля.

На мосту не было ни души. Даже машины не проезжали мимо, будто жизнь в городе замерла в этот вечер.

Мост Монбижу одиноко пустовал, а рядом грустным светом в ночи горел Музей Боде.