– Аве, Цезарь! Заходи, друг сердечный! Заходи, не мнись на пороге! Что же ты? Совсем навещать нас перестал. Я хоть и не самый приятный человек для общения, да только выбора у тебя нет.

Цезарь посмотрел на своего собеседника, угадывая издёвку. Аид словно подпитывается энергией загнанного в угол. Цезарь уже перед смертью научился не доставлять удовольствия паразитам, не кормить их своей энергией.

– Не слишком ли поздно, я пришёл? – спросил он, стараясь не заглядывать в горящие огнём преисподней глаза Аида.

– Нет, что ты? Конечно, не поздно самое время…

– Время для чего? Хотя молчи, не отвечай.

Цезарь за сотни лет, проведённые в этом мире, научился слышать каждое слово, даже случайно оброненное кем-то, понял, что оно всегда важнее сказанного громко, во всеуслышание. Бывший великий диктатор потянулся за табуреткой, чтобы присесть.

– Брось ты эту табуретку, Цезарь! Эй, принесите гостю кресло! – крикнул слугам Аид, садясь на свой трон. – Он у нас очень редко бывает, пусть хоть сейчас понежит своё измученное тело.

– Благодарю, хозяин.

Цезарь опустился на принесённое кресло, и словно раскалённое железо обожгло его. Аид испытующе смотрел на своего гостя, но тот не подал виду, вытерпел страшные мучения и даже слегка улыбнулся. Хозяин царства мёртвых скривился. Неприятна ему выдержка этого смертного, да и сам Цезарь для него всего лишь букашка, но как же досадно, когда букашка ничего не боится. Сложно её напугать, сложно разозлить, всю свою энергию она держит при себе, ни капли не отдаёт властелину.

– Гляжу, устал ты, Цезарь. Замёрз как собака, может вина? Согреешься, а там смотри и лучше станет.

Но Цезарь отказался. Аид с трудом сдержал гнев, ещё слаще улыбнулся и спросил:

– Что же тогда? Ты очень уставший. Вид у тебя сонный. Знаю, не спишь уже долго. Может что мучает? Или на погосте не спится? Или плохо закопали?

Цезарь опять промолчал, рука его дернулась, едва не сжавшись в кулак, но он сдержался, лишь бы не выдать своих чувств, чтобы не потерять драгоценные силы, не отдать их голодному Богу, не подчиниться его власти. Но Аид заметил этот едва уловимый жест, понял, что верный путь выбрал. Никто не любит вспоминать, что жизнь уже закончилась, смерть мелькнула и исчезла, а впереди – вечность…

– Ну что же ты молчишь, друг мой милый Цезарь? Расскажи, что тебя мучает? Может совесть беспокоит? Или что-нибудь такое, о чём забыли летописцы?

Рот Цезаря скривился. Он собрал всю волю в кулак и опять промолчал. Увы, поздно, Цезарь! Слишком поздно! Почему же ты сразу не покинул этого проклятого дома? Аид видит всё насквозь, и теперь не сохранить тебе своих сил, растратишь ты душу на спор с гнусным чудовищем – Богом мёртвых!

– Ах, вот в чём дело, Цезарь! А, может быть, и не забыли? Ведь так? Так?

Аид рассмеялся, он радовался, что сломит, наконец, этого бунтовщика.

– Да, Цезарь? Молчи, я сам всё знаю! Да! И догадайся, почему они молчат? Писать об этом тошно! Знать, за это тебя и убили! Император не святоша!

Цезарь мысленно взмолился, чтобы Аид замолчал. При жизни он был грешен, и сама смерть его – расплата за все грехи, за убийства, за войны, за погубленные судьбы людей. Но расплаты достаточно… Не мог даже представить себе Цезарь, что погибнет от ножа человека, за которого так болело его сердце при жизни, но увидев, что восстал против него сын, он не стал сопротивляться… Раз ты, Марк Юний, так решил – пусть вершится судьба под твоим предводительством… И всё же, Аид переступил грань, вскрыл старую рану Цезаря, и, несмотря на боль своего гостя, продолжил говорить:

– А о чём же ты думал, Цезарь, лёжа на смертном ложе своём? Что же ты вспоминал, милосердный император? Не о Марке Бруте ли ты мечтал?

Не смог больше сдержать себя Цезарь. Марк Брут – его убийца, его каратель, его судья… Но он его сын… Сын по духу…

Этого и ждал Аид. Ждал этого крика Цезаря:

– Да мечтал! А вышло вот что! Эпитафия на прахе! Милосердия не купишь! Не измеришь ни в каком золоте! Милосердие для слабых, а сильным что? Отвечай! Теперь уже ты, Аид, молчишь! Ты! А сильным яду из флакона! Мне быть слабым?! Я тогда не стоял бы у Рубикона! А ты, Бог! Скажи мне, чего ради ты не плеснул мне яду раньше, чем Марк Юний поднял на меня свой кинжал?

Аид добился своего… Вся энергия, вся душа Цезаря отныне принадлежала ему… Бедному диктатору померещилась воронка, в которую засасывает все его силы… Голубой, мерцающий поток окружил Аида, лицо бога в момент изменилось, он успокоился, получив энергию, ненавистного им Цезаря.

– Тише, тише, Цезарь! Всё в порядке…Ты у нас душа святая, ты борец, которому не нужны награды… Посмотри, светает, возвращайся на кладбище, выспись как следует… И заходи, мы будем рады…

Последние слова Аид произнёс зловещим шёпотом. Цезаря проводили, и уже не хозяин дома, а низшая каста слуг, неупокоенные души, Аид потерял к нему интерес до следующей встречи, когда Цезарь снова наберется сил, когда снова можно будет питаться его энергией.

Цезарь вышел из замка Аида.

– Будь ты проклят, мерзкий паразит! – прошептал он, глядя на восходящее солнце. – И да хранит тебя господь, Марк Юний! Будь счастлив, сын…