Мой прадедушка, Дмитрий Моисеевич Кохно, был одним из миллионов советских граждан, чья жизнь навсегда изменилась с началом Великой Отечественной войны. Я никогда не видел прадедушку, но говорят, он был человеком необыкновенным, очень крепким, смелым, открытым.  Фотографии в старом альбоме, пожелтевшие от времени, запечатлели его взгляд, пронзительный и мудрый. Рассказы родственников, полные теплоты и ностальгии, помогли оживить его образ, сделать его почти осязаемым.

5 октября 1941 года мой прадедушка, восемнадцатилетний юноша Дмитрий Кохно, ушёл добровольцем на фронт. Он начал служить в шестом воздушном корпусе 12 бригады. Молодой, но решительный, он быстро осваивал азы военной науки, учился выживать в условиях постоянной опасности. Его бригада, как и многие другие, несла тяжелые потери, но дух бойцов оставался несломленным.

Прадедушка принимал участие в обороне Москвы, где каждый день был наполнен героизмом и самоотверженностью. Эти события навсегда врезались в его память, сформировав характер и закалив волю. После боев за столицу их бригаде было присвоено звание «Гвардейская». Она была переименовала в 40 гвардейскую дивизию и направлена на Клецкое направление.

В 1942 году прадедушка был тяжело ранен, а домой пришла новость о гибели. К тому времени его мать уже знала о смерти старшего сына Павла и потерять ещё одного просто не могла. Вера в лучшее не позволяла угаснуть надежде.

И вдруг, словно ответ на непрестанные молитвы, пришло письмо, написанное рукой прадедушки. Жив. Ранен, но жив. Оказывается, он пролежал в госпитале восемь с половиной месяцев, а затем снова вернулся в строй. Теперь он был направлен в 221 дивизию, которая обороняла Сталинград. В 1943 году Дмитрий Моисеевич на станции Морозовка получил второе ранение.

И опять полетела чёрная весть домой. И опять мать не поверила в смерть сына, а молилась за него и верила в его возвращение с победой домой. И дождалась.

На лечение Дмитрия Моисеевича отправили в госпиталь, который находился в Саратове. Рассказывают, что в результате контузии прадедушка не мог говорить и долго не мог сообщить, что жив.

Однажды жарким солнечным днём в госпиталь принесли раков. Мой прадед их страшно боялся. И тогда одна из медсестёр, тихонько подкравшись к нему, положила на газету, которой он прикрыл лицо, рака. Прадедушка от неожиданности закричал, а медсестра, смеясь, сказала: «Ну вот и заговорил».

После госпиталя прадедушка был признан негодным к строевой службе и направлен в 31 учебный танковый полк, который находился под Саратовом, где и служил до декабря 1946 года командиром отделения.

После войны Дмитрий Моисеевич вернулся в родную деревню Терск. Он быстро включился в мирную жизнь, работал бригадиром в совхозе, восстанавливал разрушенное войной хозяйство. Его трудолюбие и жизнелюбие помогали ему справляться с тяготами послевоенного времени.

За свои боевые заслуги дедушка был награжден орденом и медалями, но носить их не любил, стеснялся, часто говорил, что другим на войне досталось гораздо больше, чем ему. Вспоминать об ужасах Великой Отечественной войны прадед не любил, своим детям и внукам рассказывал о послевоенной мирной жизни. Дмитрий Моисеевич прожил долгую и достойную жизнь, оставив после себя добрую память.

Его внуки и правнуки гордятся им и помнят о его подвигах. Я никогда не слышал его голоса, не чувствовал прикосновения его рук, но я чувствую связь с ним, глубокую и неразрывную. Он – часть меня, часть семьи, часть истории.

И пока жива память о нем, он будет жить в моих мыслях, в моих поступках, в моем сердце.