Пальцы, измазанные в крови и грязи, нанизывали на крючок очередного червячка. Взмах удочки – и охота на рыбу вновь продолжилась. Солнце ещё не успело сильно возвыситься над землёй и прогреть воздух, но зато придало речному утреннему пейзажу невероятную атмосферу – в его лучах купались все действующие лица раннего подъёма: и свежая изумрудная травка с россыпями хрустальных росинок, и живописные деревья, в большинстве своём берёзы и облепихи, обладающие восхитительными пышными кронами, и жгучие кусты крапивы, и двое юных рыбаков, преодолевших соблазн чар царства Морфея. Пронёсся лёгких свежий ветерок, но олимпийки спасали тела от его прохладных прикосновений. Впрочем, и от комаров тоже.

Я поднесла руку к носу и вдохнула запах рыбы, земли и травы, исходящий от рукава олимпийки. Я обожала смесь этих ароматов и то, что ей пропиталась моя одежда.

– Лис, клюёт! – негромко обращается ко мне товарищ.

Нет, меня зовут не Алиса, но так уж вышло, что прозвище моё – Лиса. И оно мне чертовски нравилось.

Я спешно тяну удочку с утянутым под воду поплавком, сделанным из гусиного пера. На того большого и упитанного червяка в очередной раз клюнул мелкий окунёк с алыми и прозрачными плавниками.

– Как всегда здесь ловятся только окуни, да и то маленькие, – сказала я, вытаскивая из рыбёшки глубоко засевший крючок, – какая-никакая стабильность.

– Стабильность не бывает ни положительной, ни отрицательной. Сама стабильность есть негативное явление, – мудро изрёк товарищ, вытащив вслед за мной окунька.

– Почему же? – я бросила рыбу в садок и посмотрела на собеседника, – разве ж она плоха? Вот допустим всё у тебя в жизни стабильно хорошо, и это хорошо, прости за тавтологию. А вот если всё стабильно идёт со знаком минус, то это да, безусловно, негативно.

– Дело в том, что стабильность – отсутствие прогресса. А где отсутствие прогресса, там и застой, и скука, и ничего положительного, в общем-то.

– Но это ведь и отсутствие деградации, регресса.

– Хрен редьки не слаще, – отвечает он, закидывая удочку, – что регресс, что застой – вперёд движения нет.

На пару минут мы замолчали, но тишины не возникло: улов плескался в садке, который был погружён в воду, да птицы пели свои утренние летние мотивы. Поразмыслив над речами товарища, я вновь обратилась к нему:

– А в твоих словах есть смысл. Взять даже повседневность: у многих она состоит из череды расписания, повторяющихся действий, отсутствия разнообразия. Это ведь тоже своего рода стабильность – и никакого развития.

– Полностью согласен. К слову, замечательный пример. Смысл стабильности, её отрицательную суть проще, конечно же, показать через призму политики и государства, нежели жизни.

– Погоди, но если мы рассмотрим её с другой стороны?

– С какой? – с интересом спросил собеседник, оторвав свой взгляд от прозрачной глади воды и переведя его на меня.

– Вот смотри, какой-нибудь абстрактный человек постоянно пробует что-нибудь новое, разнообразит свою жизнь. По сути это нельзя назвать стабильностью, ведь вся его жизнь полна неожиданностей и разнообразия и выглядит, как пороховая бочка, но ведь в этом она и проявляется – в нестабильности. Его нестабильность, разнообразие и будут стабильностью, не так ли?

Историк, так я порой звала своего друга за его увлечение данной темой, на короткое время замолчал, и, оторвав листик от растущих позади нас кустов крапивы, принялся жевать его, задумчиво глядя на противоположный берег. Он прищурился и ухмыльнулся, после чего вновь повернул голову и сказал:

– Выходит, что так. Стабильность проявляется в неизменности. И если так подумать, то даже условная «положительная» стабильность будет отрицательной. Да, при ней всё условно хорошо, но кто сказал, что не может быть ещё лучше? Идеала не существует, да и разный он у всех, но к нему надо стремиться. Понимать, что его нет, но идти к совершенствованию. Конечно, можно вспомнить поговорку «жадность фраера сгубила», но разве нестабильность про это? К тому же развиваться можно не вглубь, а вширь. Есть у какого-нибудь человека друг, и он в нём уверен. Казалось бы, вот она, стабильность, но на самом деле нет, ведь их связь продолжает расти, крепчать, что стабильностью не является, поскольку связь эта меняется. То есть это прогресс. Если резюмировать, то невероятно интересная тема, над которой долго ещё можно размышлять.

Разговор снова стих. Какое-то время мы молча дёргали удочки с мелким уловом в виде окуньков, периодически сетуя о нём. Однако вскоре клёв заметно уменьшился.

Мой друг, расстегнув олимпийку из-за припекающих лучей небесного светила, глянул на нехило заполненный рыбой садок.

– Как много рыбы, и почти вся курам пойдёт, – заключил он, – уж больно мелкая.

– Это точно. Ну хоть их накормим, – усмехнулась я. – Слушай, эти дохлые рыбёшки натолкнули меня на мысль: так ли страшно умирать, когда знаешь, что где-то там, на том свете, тебя ждут родные?

– Умирать всегда страшно, да и не знает никто, что после смерти ждёт. Единственное утешение лишь в той небольшой разнице, что шагая в данную неизбежную неизвестность, присутствует шанс или, по крайней мере, убеждение, что там ты будешь не один, придёшь к своим. А вообще смерть не является противоположностью жизни. Смерть – её завершение, так же как рождение – начало.

– У тебя клюёт! – вдруг замечаю я, прерывая столь философский разговор.

Друг с силой дёргает удочку и извлекает из воды большого и блестящего чебака. Таких я здесь отроду не видала.

– Вот так улов! – восхитился он. – Надо ж как под конец повезло!

– Вот это удача! – радостно замечаю я. – Но предлагаю завершить рыбалку на радостной ноте – время не ждёт, да и клёв уже спал. А мне ещё столько всего нужно тебе здесь показать! И обрыв, и мост подвесной, и улицы, и ещё много чего – всё же первый раз у нас в деревне. А как завтра в ночь на Ивана Купала праздновать будут – загляденье!

– Не терпится всё поскорее увидеть, – улыбнулся мой товарищ, – это дорогого стоит.

Мы смотали удочки, не забыв улов, и ушли живописным полем, полным цветов и различных трав, в сторону дома, предвкушая предстоящие приключения.