Клонится к закату прохладный день.

Тихо шуршит под ногами желтый осенний ковер. То и дело касается лица прохладный порыв легкого ветерка. Он словно грустно петляет между стройными стволами. Парк почти пуст, и лишь маленькие ребятишки то и дело пробегают мимо, весело смеются, кидают мячик. Мы с дедом идем по золотистому от листвы тротуару, весело разговариваем. Как вдруг мимо проезжает парень на высоком вороном жеребце. Тонкие солнечные лучи игриво отливаются на грациозной шее, берут её в изящное кольцо. Но через мгновенье рушатся на мириады осколков, выпуская гордого пленника. Дед провожает взглядом высокую фигуру, что быстро растворилась в тени старых елей. Его лицо вдруг озаряет легкая улыбка.

– Дед, что с тобой? – удивленно спрашиваю я, когда тень всадника окончательно исчезает из виду. – Да вот, напомнил мне этот бравый конник историю одну, – весело отозвался дед. – Правда?! Расскажи!! – захлопала я в ладоши, с любопытством глядя в карие глаза. – Я тогда служил в партизанском отряде, – начал дед Ваня. – Во время войны дело было. По заданию подпольной антифашистской группы (Николаевский Центр) направили меня в село Воссиятское. Находилось оно на берегу реки Новый Буг. Руководитель у нас был – Лягин Виктор Александрович. Сейчас он – Герой Советского Союза. Группа наша занималась крупными диверсиями, причинила немецким оккупантам большой ущерб. Уничтожила аэродром, нефтебазу, склады, оборудование. И передавала в Центр ценную информацию о противнике. Местность была горная, единственное средство передвижения по ней – лошади. Я – молодой партизан, устроился к кузнецу. Подковывал лошадей и добывал сведения.

Однажды поздним вечером пришли два старых немецких солдата, привели лошадей. Они бурно обсуждали предстоящую операцию. Хотели партизанский отряд уничтожить. Хоть и на своем языке говорили, но я его не хуже русского понимал. Сделав дело, побежал я в отряд по тайным тропам, своих предупредить. Доложил командиру, и за ночь мы придумали хитроумный план…

Утром на кузнице кипела работа. Лошадей всего взвода привели. Я ловко подковывал ретивых. Вокруг – шум, неразбериха… Говорили солдаты, командовали офицеры, нервно ржали скаковые. А я то подпругу перережу, то гвозди в подкову не добью. Молодой был, умелый… Дело спорилось. Довольные фашисты, получив коней, вскочили в седла и, образовав ровную шеренгу, выехали из села. Через несколько минут они исчезли за горным поворотом. В ущелье их ждал партизанский отряд. Место было выбрано идеально. Раздались дружные выстрелы партизан. От неожиданности лошади поднимались на дыбы, перепуганные немцы пытались удержаться в седлах, но случилось непоправимое… Подрезанные ремни стали рваться, а оккупанты падали на землю, попадая под ураганный огонь партизан. Вскоре все стихло. Дым рассеялся. На краю высокого ущелья столпился небольшой табун. Лошади с опаской наблюдали за приближающимися бородатыми незнакомцами.

Ранним утром я вернулся в отряд. И увидел коней, мирно пощипывающих траву в партизанском лесу. Все гордые, сильные, как скакун этот. Хоть и немцам служили, а у нас только веселее стали. Лошадь ведь лучше нашего чувствует, хороший человек, добрый, или зла другим желает. Я получил благодарность от командира за спасения отряда, да и сам был очень доволен своей работой, – окончил рассказ дед Ваня. – По лошади сразу понятно, когда она счастлива, а когда просто от безысходности работает.

– Дед, а как, по-твоему, тот конь счастлив? – спрашиваю я, внимательно выслушав историю. – А сама как думаешь? – с лукавой улыбкой спросил дед. И правда… Веселые голубые глаза, бодрый шаг и буйный нрав скакуна сказали намного больше, чем могли бы слова…

Я смотрела на доброе, в мелких морщинках лицо деда, слушала его бодрый голос и звонкий смех и искренне радовалась его жизнелюбию и оптимизму. Мы крепко взялись за руки и пошли по притихшему вечернему парку.