«Затуманенный взгляд. Неизменно
Мне приходится утром вводить
Безразличие, – внутривенно –
Чтобы как-то продолжить жить…»

SOPHIE.P, запутавшаяся девочка с небольшим талантом к рифмоплетству.

У каждого человека есть свой предел. Кто-то не проронит ни слезы, похоронив родную мать, а кто-то может ненароком разлить на колени утренний кофе и вечером пустить себе пулю в лоб.

Предел С. наступил в тот самый день, когда она, нарезая местами подгнившие овощи пластмассовым ножом, мельком взглянула на висевший на стене календарь. Ровно год прошел с тех пор, как она решила, что ей не нужно ни родительской заботы, ни выпускных экзаменов, ни мало-мальски высокого уровня жизни. Теперь у нее не осталось прошлого. Не было и будущего.

Она отёрла руки о порядком изношенные камуфляжные штаны, облизнула с пальцев кислый помидорный сок и подошла ближе к календарю. Да, тот самый день, когда она предпочла всему возможность наслаждаться глубиной серых глаз, таких ярких и блестящих, аккуратными бледными губами, выделявшимися на фоне смуглой гладкой кожи и забавно большими ушами, торчащими из-за неудачной стрижки. Нагрянувшие воспоминания не позволили С. подавить смешок. Она обхватила руками голову, поморщившись от ощущения в пальцах сухих и жестких, как солома, волос, и опустилась на голый бетонный пол. Она достала из кармана оранжевую пластиковую баночку, сняла крышку и высыпала на ладонь две маленькие розовые таблетки.

Предел.

– Эй, ты! Держи свои грязные лапы при себе, извращенец! – В. казалось, что он вполне доходчиво объяснил подвыпившему гостю, что танцовщицами следует исключительно любоваться.

– Да как ты смеешь, щенок… – посетитель хотел возразить, но не смог удержаться в вертикальном положении. Как же глупо. В. с трудом поднял сальную проспиртованную тушу и вытолкнул через порог черного хода на улицу.

– Спасибо, сладкий… – молодая девушка подобрала с пола мелкие детали «одежды» и поспешила скрыться в гримерной. «Да не за что», – подумал В., стараясь состроить как можно более грозное выражение лица, в его понимании подобающее вышибале.

Худощавый, но крепкий двадцатилетний парень никогда не смел представлять себя в более престижной должности. Единственное, за что он корил себя, так это за то, что втянул в свою антимечту девушку. Каждую ночь В. говорит себе, что это был последний раз. Что сегодня он получит свои гроши и уже, наконец, устроится на нормальную работу, чтобы хоть как-то оправдать всю ту заманчивую ложь, которую харизматичные хулиганы, вроде него, напевают хорошим девочкам, вроде той, что старается в четырех ободранных стенах многоквартирного дома наколдовать овощное рагу.

Чувство вины и долга вызвало непреодолимое желание перебиться сигареткой. Он огляделся по сторонам, неуверенно запустил руку в поясную сумку и к своему счастью обнаружил то, что искал. К непроглядному смогу, стоявшему в клубе прибавилось еще немного едкого зеленоватого дыма.

У черного хода. Затяжка за затяжкой, он нервно потирает рукоять служебного оружия.

У каждого он наступает.

– Здравствуй, мама, – обратился к пожилой женщине высокий молодой человек в коричневом твидовом пиджаке и черных зауженных брюках. Он стоял посредине небольшой комнатушки с выцветшими обоями, местами отошедшим линолеумом, пожелтевшим от времени потолком и раскачивающейся на длинном черном проводе лампочкой. Он держал в руке кожаный портфель, белый полиэтиленовый пакет, а другой то и дело поправлял очки, либо приглаживал и без того безупречные с виду волосы.   

– Не утруждайся – я уже переписала все имущество на твою сестру, – угрюмо буркнула госпожа Э., которая и вправду приходилась этому мужчине матерью.

Мужчина усмехнулся.

– Неужели у тебя снова обострилась паранойя? – он пошарил в полиэтиленовом пакете и спустя полминуты выудил светло-синюю картонную коробочку. – Выпей успокоительного, – он протянул ее женщине и достал из портфеля бутылку минеральной воды, которую далее тоже отдал старушке. – Я знаю, что ты не можешь позволить себе лекарства, поэтому принес еще кое-что. Обезболивающее, снотворное, антигистаминные ампулы …

– Какая забота! – саркастично воскликнула Э., с трудом поднимаясь из старого пыльного кресла. – И машину тоже. – Сын резко освободил руки, в пару шагов преодолел расстояние до кресла и вцепился в тонкие, обтянутые сморщенной сероватой кожей запястья. Он вырвал из слабых сжавшихся кулачков пачку с лекарством и вышвырнул ее в отверстие в стене, где предполагалось наличие окна, но за отсутствием денег не было даже обрамлено рамой. Женщина громко удовлетворенно расхохоталась.

– Вот, милый, таким я тебя и запомнила! – теперь уже задыхаясь от смеха, выкрикивала Э.. – Катись куда подальше, сыночек… – Мужчина с диким рычанием стиснул зубы и со всей силы толкнул старушку. Она упала на пол, но продолжала заливаться. Он поднял портфель и покинул квартиру.

Как только входная дверь демонстративно громко захлопнулась, из-за чего немного штукатурки осыпалось на коврик, госпожа Э., тяжело опираясь на все то же кресло, встала на ноги и поковыляла к кухонному комоду. Она выдвинула скрипящий ящик и вынула заранее подготовленный шприц, закатала рукав разорванного кардигана и трясущейся рукой ввела в воспаленную вену, пожалуй, единственное средство, неизменно дававшее нужный эффект. 

Путь к «крайней точке» в целом также выделяет несколько фаз. Предел амбиций, предел гордости, предел терпения, предел слабости.

В. только вернулся домой, что позволило С. ненадолго забраться в душ. Единственный возможный вариант в доме, где нет замка на входной двери, стеклопакетов в окнах и полиции в радиусе семи километров.

В. молча вошел, не разуваясь, лег на никогда не заправляемый матрас и закрыл глаза. С. молча поставила рядом с ним тарелку не особо аппетитного на первый взгляд рагу и прошла в ванную комнату. Она защелкнула шпингалет и включила воду. Необходимо дать время ржавчине стечь.

Камуфляжные штаны и растянутый черный свитер оказались на склизкой голубой плитке. С. посмотрелась в разбитое зеркало. Мешки под глазами, до ужаса тонкие руки, выпирающие ключицы и ребра, многочисленные синяки неизвестного происхождения – так выглядят неоправданные ожидания. По впалой щеке прокатилась слеза.

Она забралась в ванную, уже наполовину наполненную на удивление теплой водой. Девушка устроилась удобнее и взяла с разбухшей от влажности деревянной полочки лезвие.

У В. не было аппетита. Он не обратил внимания на еду и попытался заснуть. Вдруг он почувствовал дискомфорт в районе поясницы. Он приподнял матрас и достал молоток. Наверное, С. положила его туда на случай, если кто-нибудь вломится. Вернее, просто войдёт. Он вспомнил, что еще недели полторы назад обещал починить замок. С. ничего ему не сказала.

Вдруг входная дверь распахнулась и в дом вошла госпожа Э., держа в руках свежий ананасовый пирог.

– А у нас разве нет дверного звонка? – поинтересовался В., не считая нужным выйти навстречу пожилой даме.

– И я рад Вас видеть, госпожа Э., – старушка уже вышла из коридора, и В. попытался ее обнять.

– Убери руки, пока я тебе не врезала, – он усмехнулся. – Зови свою подружку. На нее же смотреть страшно!

– Секунду, госпожа Э..

«Зови свою подружку». Вот причина, по которой он обязан помнить обещания.

С. вертела в руках лезвие и слушала звук воды. Странно. Казалось, будет намного легче. Вдох-выдох.

От стука в дверь С. вздрогнула и уронила лезвие в воду. Не в этот раз.

– Детка, Э. принесла нам поесть. Я, конечно, люблю тебя, но, боюсь, тебе может не достаться, – прозвучал приглушенный толщиной единственной закрывающейся двери до боли родной голос. Прозвучал и снова проник в чертоги, еще бы минуту и небьющегося, сердца.

– Круто… Я уже выхожу, – сглатывая подступивший к горлу противный комок, пробормотала С.. Она прикрыла хрупкое тело фланелевой рубашкой В..

Она вышла из комнаты прямо в объятия человека, который не только губил ее, но и возрождал из раза в раз.

– Все будет хорошо, я обещаю, – аккуратные бледные губы нежно коснулись лба и вызвали невольную улыбку на лице девушки. – По крайней мере, лучше, чем сейчас.

– Мне лучше не надо, – и это было так. – Только… Захаживала бы Э. почаще…

– А что ж ты станешь делать, когда я помру? – раздался противный старушечий голос. Они рассмеялись.

У каждого человека есть свой предел, которому, как правило, предшествует бесконечное множество таких срывов. Но всегда есть кто-то или что-то, что останавливает. Не дает подойти к краю бездны слишком близко. И мы должны быть за это благодарны. Кто-то, возможно, Богу. А кто-то себе самому.