Ноябрь, я, шестнадцатилетний салага, на каникулах приехал в деревню к родителям отчима. Следом в деревню приехал Саша, мой дядька, который был мне ближе отца, и Остап, младший брат деда, здоровенный, бородатый мужик, больше похожий на медведя чем на человека. Вечером за ужином все сидели за столом, мужики пили водку, бабка с теткой вино, Саша берет бутылку вина и наливает мне.

- Ты кому льешь, он же еще зеленый. - сказал Остап.

- Угомонись ты, ему лет то сколько. - ответил Саша.

- Пускай, - добавил дед. - Ты лучше скажи мне брат, ты карабин свой взял?

- Конечно!

- Ну, значит, завтра на охоту поедем.

- Втроем? - спросил Остап.

- Вчетвером, -  казал Саша, глядя на меня.

Вечером следующего дня квартет был на избушке в тайге. Пока мужики готовятся к завтрашней охоте, я пошёл на улицу покурить за избушкой. Саша незаметно подкрался ко мне.

- Куришь наглец! - с улыбкой сказал Саша.

- Мне лет то сколько, - ответил я.

- Перед дедом только не спались.

Я вернулся в избушку, не боясь, что дед учует запах табака, ведь Остап курил прямо в избушке, и хата была вся в дыму.

- Да ты задрал, паровоз, чеши давай на улицу, не воняй тут, - громко сказал дед. Остап послушался, и ту же вышел на улицу, он уважал деда, все его уважали в деревне и называли кулаком. Позже Остап подошел ко мне:

- Малой, займись делом, - показал мне, как крутить сигареты.

Весь вечер я крутил папиросы, незаметно убирая каждую десятую сигарету в карман.

Сутра, когда я проснулся, сумки были уже собраны, а мои вещи грелись на печи. Дед дал мне одноствольное ружьё.

- Ты хоть знаешь, как с ним обращаться, - Сказал Остап.

- Разберусь, - ответил я ему.

Позавтракав, выдвинулись в дорогу. Впереди бежали псы, за ними шёл дед с Остапом, и следом мы с дядькой.

- Сань, я бы подымил, - Саша ничего не отвечая, замедлил шаг, и когда нас со старшими разделяло метров сорок, я закурил. Мы шли по лесу Саня рассказывал мне разные байки, показывал где были деревни, показывал мне отметки прадедов на деревьях, старую пасеку, кладбище. Так мы ходили восемь часов, не найдя ни одного следа на тринадцати километрах, которые мы преодолели. Убив лишь одну белку, мы вернулись домой.

- Небось, выдохся весь, - сказал мне Остап.

- Не обижайся, ему всегда надо вставить свои три копейки, - сказал мне Саня.

На следующий день мы пошли на север. Удача явно была не на нашей стороне, и опять мы вернулись с пустыми руками.

На третий день мы пошли на восток, в сторону реки, и вот уже через километр мы нашли первый лосиный след, свежий, псы тут же пошли вперед по следу, мы за ними, точно также впереди дед с братом, сзади мы с дядькой. И вдруг раздался лай.

- Псы догнали лося, - сказал Саня, и мы все ускорили ход, мне стало так интересно, что я обогнал всех. Но вдруг лай прекратился.

- Все сорвался, отдыхаем пока, - сказал дед.

Я решил, что все закончилось, и мы его упустили, но спокойствие мужиков казалось подозрительный.

Вдруг снова раздался лай.

- Все, тунеядцы, выдвигаемся, - сказал дед, и мы пошли на лай. Так мы останавливались, когда псы замолкали, и шли, когда они лаяли. Спустя три километра, мы наконец то увидели лося. Это был небольшой тогуш, от силы два года. Дед с Остапом скинули ружья и целились в лося. У Остапа был современный карабин с оптикой, а у деда двустволка. Выстрел, выстрелил дед, он попал ему в грудь, но он побежал дальше.

- Брат, да ты мне дашь когда-нибудь выстрелить.

- Да пока тебя дождешься, лось от старости сдохнет! - сказал дед в укор Остапу.

Мы усмехнулись, Остап посмотрел на нас как на врагов народа, и промолчал. Мы пошли дальше. Я думал, мы найдем его мертвым в паре сотен метров, но он прошёл ещё четыре километра, перед тем как мы его нагнали. Псы загнали его в яму, на месте которой пятьдесят лет назад был омшаник. Мы стояли в ряд напротив него, метрах в десяти. Он стоял, не обращая внимания на собак, смотрел на нас, будто понимал, что за всем этим стоим мы. Мы молчали минут пять, из дыры у него в груди шёл пар, я посмотрел ему в глаза, у него наворачивались слезы, он смотрел на меня так, будто просил меня сделать что-то, будто я мог что-то сделать, и прекратить это. Вдруг из дыры пошла кровь, снег перед ним растаял от горячей крови, и он проваливался в ямку, но стоял еще минут пять. Его стойкость вызывала уважение, он и не собирался падать. На это стало больно смотреть, но никто не добивал его, будто ждали, пока я это сделаю. Только Остап скинул свой карабин с плеча, как я, опередив его, выстрелил лосенку прямо в лоб, чуть правее центра, он тут же упал. Остап подошёл ко мне и, похлопав по плечу, сказал:

- Да, среди нас появился ещё один мужик.

Дед и Саня смотрели на меня с гордостью, я, не стесняясь деда, закурил, они окружили меня и говорили, что я молодец, я стоял с улыбкой, с сигаретой в зубах и кивал, не показывая своей жалости к молодому лосю. Мне было противно от того, что я так безобразно самоутвердился, таким образом, оправдываясь перед самим собой гуманностью.