Было 22 июня 1941 года.

Воскресное утро выдалось солнечным, тёплым и тихим. Но вдруг в мирную тишину вырвался из уличных репродукторов громкий тревожный голос: –Германские войска напали на нашу страну. Война!

Так обычно начинают рассказ о войне. Наверное, слышали это сообщение по всей стране: в больших городах и маленьких посёлках, во всех домах, дворах и переулках. Наверное, это услышав, многие впали в ужас, потому что очень хорошо знали, что такое война. Другие недоумевали: разве такое возможно?!

Сколько их, событий войны? Не сосчитать! Я бы хотел рассказать о том, которое до глубины души тронуло меня. Это блокада Ленинграда: страшный голод, три года непрекращавшихся бомбёжек, ужасный холод в домах и на опустевших улицах города, трупы людей, лежавшие на все четыре стороны.

Ломаные чёрные кресты окружали Ленинград в течение девятисот дней и ночей. Это была фашистская свастика, напоминающая чёрного паука. Паука, плетущего сети вокруг прекрасного города на Неве и жаждущего захватить его.

Я рассматривал цветные карты времён войны и заметил, что захваченная фашистами земля – это коричневые пятна. Их количество от начала войны вплоть до 1943 года возрастало.

Фашисты были так близко к Ленинграду, что можно было обстреливать из пушек улицы города, а на фронт молодого солдата после прощания с матерью через пятнадцать-двадцать минут привезёт к переднему краю, где идут бои, трамвай.

Вскоре фашисты взяли Ленинград в кольцо. А ведь из окружённого города нельзя выехать ни на поезде, ни на машине. И приехать теперь сюда уже никто не может. Все пути отрезаны. Это и есть блокада.

Страшное слово! Страшное, как чёрная птица! Страшное потому, что коснулось своим крылом самого беззащитного – детства.

И я удивляюсь, как удалось детям выжить, когда падали на землю бомбы и снаряды, лежали убитые, когда кругом полыхали пожары.

А дети шли в опустевшие заводские цеха и вместе с матерями говорили: «Мы заменим наших отцов и мужей». Я читал письмо четырнадцатилетнего мальчика Фёдора Быкова, который писал отцу, что теперь он не учится в школе, а учится работать на заводских станках, считая, что он этим самым поможет спасти Ленинград от проклятых фашистов.

Мальчик не жаловался, он просто говорил правду о том, что чувствует, испытывает: «Дорогой папа! Я всё время хочу есть, потому что хлеба теперь дают мало, мяса вовсе почти нет и масла не бывает. Дорогой папа! Бей фашистов!»

А фашисты продолжали уничтожать город. Вражеский снаряд однажды пробил насквозь здание красивой, светлой, просторной школы. Многие школьники были убиты и ранены.

Раненой девочке Жене было четыре года, когда началась война. В дом, где она жила, ударил снаряд и разорвался. Её засыпало. Много часов сапёры искали девочку. А врачи в больнице, куда её привезли, увидели: волосы у девочки седые.

Во всех булочных Ленинграда висели объявления о норме выдачи хлеба. Она была ужасающе мала: 250 граммов выдавали рабочим и инженерам, служащим же, иждивенцам и детям – всего лишь 125 граммов.

Я представляю, как мальчишка, отработавший на заводе смену-две, придёт сейчас домой и отрежет тоненький ломтик от этого маленького кусочка…

Ломтик хлеба, кружка кипятку, ложка жиденькой каши – вот и весь обед блокадного ленинградца.

Граммами хлеба измерялись в те дни шансы и надежды человека выжить, дождаться победы.

И какие драмы – видимые и не видимые миру – разыгрывались ежедневно вокруг маленького кусочка. Мальчишки в очередях за хлебом вырывали его из рук тех, кто уже получил свой паёк. Вырывали, падали на пол, пытались укрыться и тут же съесть, потому что убежать не хватило бы сил.

Я читал в «Блокадной книге» фрагменты из дневника Юры Рябинкина, которому мама говорила, что дневник сейчас не время вести. А он отвечал: «А я вести его буду. Не придётся мне перечитывать его, перечитает кто-нибудь другой, узнает, что за человек такой был на свете – Рябинкин Юра, посмеётся над этим человеком, да…»

Юноша (ему 16 лет) признаётся, что он еле переставляет ноги от слабости, а взбираться по лестнице для него – огромный труд. От голода начинает пухнуть лицо. Он пишет маминой сестре Тане: «Прошу прислать посылочку из картофельных лепёшек. Неужели эта посылка – вещь невозможная? Мне надо приучаться к голоду, а я не могу. Но что же мне делать? Я не знаю, как я смогу учиться. Я хотел на днях заняться алгеброй, а в голове не формулы, а буханки хлеба».

Он прощается с детскими мечтами и думает: «Сгинуло бы всё прошлое в тартарары, чтобы я не знал, что такое хлеб, что такое колбаса! Чтобы меня не одурманивали мысли о прошлом счастье! Счастье! Только таким словом можно было назвать мою прежнюю жизнь… Я сижу и плачу… Мне ведь только шестнадцать лет! Сволочи, кто накликал всю эту войну…»

Меня поразило не только то, как искренне рассказывает Юра о трагедии ленинградцев, но и то, что в свои шестнадцать лет он самый настоящий философ, рассуждающий о человеке и человеческой жизни, о войне и её последствиях: «На что надеется сейчас Гитлер? На создание своей империи, самый замысел которой будет проклят человечеством будущих дней. И вот из-за какой-то кучки авантюристов гибнут миллионы людей! Людей!.. Людей!!!»

Сколько ленинградцев думало, чувствовало, переживало так же, как Юра!

«Огнём опалённые солдаты» – это тоже сказано о детях Ленинграда. Пятнадцать тысяч мальчиков и девочек получили медаль «За оборону Ленинграда». Молодые пожарные охраняли Таврический дворец, Эрмитаж, Смольный.

Юные ленинградцы в двух-трёх километрах от фашистов рубили лес, таскали тяжеленные брёвна к лесным дорогам. Гибли от вражеских снарядов, работали от темна до темна, по пояс в снегу, под ледяным дождём: городу нужно было топливо.

Страшная трагедия: блокада и дети. Это самое большое преступление фашистов! Сколько испытаний пережили маленькие и юные ленинградцы: теряли хлебные карточки – пытались закончить жизнь самоубийством, не хотели есть любимых кошек и собак – но ели, страшно было хоронить родных – но хоронить приходилось.

Теперь я понимаю: война в жестокой слепоте своей соединила несоединимое: дети и кровь, дети и смерть.

Беспощадной волею войны дети оказывались в пекле страданий и невзгод, но они вели себя как герои, осилили, вынесли то, что, казалось бы, и взрослому преодолеть не всегда под силу.

Дети Ленинграда… Они выдержали войну и победили вместе со взрослыми. 27 января 1944 года было разорвано кольцо блокады. Человеческая радость захлестнула ленинградцев. Не дожили до неё Юра Рябинкин, Таня Савичева, Ниночка Охапкина, Володя Ден и многие сотни тысяч детей – юных защитников города.

Наши ровесники не досмеялись, не долюбили, не допели песен. У них отобрали самое главное – счастливое детство.

Так пусть все наши помыслы и дела, тревоги и заботы, горечи и радости будут наполнены светлой памятью о них – цветах, не раскрывшихся утром!