Все последние дни я просыпался неохотно. Да я вообще не хотел просыпаться, весь день ждал момента, когда ночь накроет меня своим благодетельным забытьем. Но, когда я гасил свет и глядел в серый потолок, по которому пробегали лучи от проезжающих на улице таксистов, я понимал, что не хочу засыпать, потому что тогда мне неизбежно придётся снова проснуться. Опять испытать эти первые мгновения абсолютной безмятежности, спокойствия и счастья, когда ещё не успел толком прийти в себя и вспомнить, кто ты, где ты... а потом – раз! И это мерзкое чувство. Я – это я. И моя игра не обновилась, я не начал проходить миссию жизни заново. Я опять здесь, снова с сохранённого места. И после этого первого осознания, по мере того, как включается мозг, начинает работать память: и вот я вижу, как убегают под целомудренно короткой юбкой худенькие ножки, слышу свой крик так явно, будто на самом деле кричу здесь и сейчас, я стараюсь перестать, перестать…

Сейчас зима – по утрам темно. Тогда была осень. В городе это не слишком красивое время года – грязно, сыро и холодно. Но меня это не волновало, не волновало и то, что я не слышал по утрам ничего, кроме мусорной машины и рёва автобусов. Мне тогда открылась удивительная (так казалось) вещь. Во время приготовления яичницы, если закрыть глаза и прислушаться к тому, как часто лопаются пузырьки масла под толщей яйца, то можно явственно услышать чириканье птиц. Я тогда очень обрадовался и чуть не спалил свой завтрак. С того дня мне полюбилась осень, хотя понятно было, что «искусственное пение птиц» я мог сделать в любое другое время года. Но именно с осенью ассоциировалась «поющая сковородка». Я вышел на улицу, и город уже не казался таким унылым и безжизненным – я знал, что у нас в домах поют птицы.

Школа находится не в центре, и с одной её стороны – лес, открывающий окошечко на волю из бетонного мешка. Я стал наблюдать, как он меняется, когда уроки проходили именно с той – лесной – стороны. Год напоминал спектакль. Весной идут активные приготовления к показу, все деревья наряжают в зелёные декорации, прилетают из отпуска актёры – животные и насекомые; летом действие идёт полным ходом, лес в это время по-настоящему живой, всегда разный, в зависимости от погоды. Этой осенью, как и всегда, со сцены снимались красочные ткани, птичий оркестр и вся творческая группа покидали место работы, чтобы отдохнуть и набраться сил.

Всё это я рассказывал ей. Обо мне никто не знал столько, сколько знала она. Я даже в какой-то момент понял, что сам знаю себя гораздо хуже, что мне не видно, как минимум, моих ушей, а ей видно всё, и я показывал ей всего себя. Мы познакомились тем самым романтичным способом, о котором мечтают тысячи школьниц, заполняющих сайты типа «ЧатВдвоём» или «Flymer»¹, включающие вас в диалог с анонимом, который в тот же момент, что и вы, отправляет в неизвестность своё сообщение. Я никогда не увлекался такими вещами, но в тот день наткнулся на один из таких ресурсов и уже за полчаса понял психологию всех собеседников: кто-то просто дурачится, шутит и веселится; кто-то по-королевски молчит и сам ждёт, пока ему принесут на блюдечке что-то интересное и увлекательное; а кто-то пытается разыгрывать настоящую мелодраму и с ахами и вздохами, с трудом передаваемыми через клавиатуру, рассказывает о том, какой он хороший и несправедливо одинокий, и ещё множество других типов собеседников.

Она написала просто: «Мне нравится осень». Всё. И мы начали обсуждать осень, я рассказал ей про мои театральные сравнения и про «поющие сковородки». Она сказала, что это очень интересно, и обещала попробовать, а потом рассказать мне. Я не знал, как её зовут и откуда она, но в тех местах, видимо, были те же сковородки и те же яйца, потому что птицы запели и у неё дома. Так всё и началось. Каждый день мы писали в неизвестность, и она отвечала. Я рассказывал ей всё, что вижу, сначала просто потому, что было больше некому рассказывать. Со временем же я уже не хотел делиться своими мыслями ни с кем другим, потому что она не смеялась над ними, интересовалась и часто дополняла, завершала мои идеи. Мы общались очень много, и я ждал окончания уроков в школе, потому что в ней не было wi-fi. И часто, когда я узнавал что-то новое, когда мы читали стихи или смотрели фильмы, мне хотелось повернуться и сказать ей, сидящей рядом, что я думаю. Но она была где-то в другом месте, за другой партой, и, может, ей даже кто-то что-то рассказывал или она ещё спала или уже ушла домой.

Весь я за компанию с деревьями оголял перед ней все свои мельчайшие и тончайшие веточки, и к началу ноября она не знала обо мне разве что сущие пустяки – место нахождения и имя. Как-то раз я неожиданно даже для себя написал ей, что хочу поделиться своим впечатлением от очередного русского фильма… в реальной жизни. Тогда только я впервые задумался над её внешностью, составил в голове довольной красивый, идеализированный образ и уже надеялся, что настоящая она будет хоть немного на него похожа. Я представлял, как мы будем до темноты гулять и разговаривать обо всём на свете, как я увижу не только её мысли, но и эмоции, улыбку, смех… Я даже не знал, откуда она, и почему-то всё равно был твёрдо уверен, что мы встретимся. Но она не отвечала мне. День. Два. Три. Когда бессмысленно обновляющаяся страница провисела на моём ноутбуке неделю, я спросил, в чём дело, и снова не получил ответа. Я начал метаться и писать в молчащую неизвестность. Чем дольше она не отвечала, тем больше я спрашивал, недоумевал. Через какое-то время я подумал, что ей просто не хочется говорить о встрече, и стал просто писать свои мысли, как раньше. Но сколько бы я ни писал, всё выходило натянутым, скучным, за всем крылась одна просьба – ответь. Только однажды написал, искренне вдохновленный, что гитара поразительно похожа на женщину и многие музыканты действительно любят только свою гитару, как человека. Но она молчала.

После «гитарной философии» я пошёл на улицу, чтобы проветриться, и, когда замёрз, забрёл в кофейню. Наверное, у меня был действительно унылый вид, потому что какая-то девушка с пончиком и латте спросила, всё ли у меня хорошо. Я ответил, что нормально, но она почему-то всё равно села напротив меня и спросила, что случилось, будто мы были близкими знакомыми. Я удивился, но мне так хотелось выговориться… И после окончания моего рассказа она ухмыльнулась: «Это всё ненастоящее и, по-моему, не стоит твоих переживаний. Ты просто сам много нафантазировал». – «Но мне кажется, что я люблю её, понимаешь? Всё в ней люблю». – «Как ты можешь любить всё, если не знаешь, как её зовут, откуда она, как выглядит, чем занимается, как живёт?» – «Но я знаю больше: знаю, что она любит осень, что взахлёб читает Есенина, но терпеть не может Маяковского, что солнце для неё – это символ разрушающего огня, а не созидательного тепла, что между iOS и Android она выбирает первое, потому что надкушенное яблоко напоминает ей о разрушенном рае. Я даже знаю, что посоветовать её учителю русского для повторения, потому что…» – «Я поняла. И всё-таки это ненастоящая любовь», – сказала она, потом встала и начала одеваться. Уходя, она добавила: «И любовь к гитаре у музыкантов тоже ненастоящая». Я замер, мой мозг что-то начал понимать, но я за ним не успевал. Он обратился к ногам, и через мгновение те уже выбегали на улицу. Глаза заметались по темноте. Вот бежит, бежит вдоль дома, я – за ней, вижу волосы, выпавшие из-под шапки, трясущуюся сумку, перед глазами почему-то пролетают сковородки и яйца. Я вспомнил, что можно кричать – я закричал, не позвал, ведь я не знал её имени, я просто кричал какие-то слова… И вот холодно, ноги под короткой юбкой завернули за угол, я – следом, и никого. Снова стал кричать, бегать, искать, пока спящие жители не стали посылать мне угрозы из форточек. Я стал ходить тише, бродил час или два в поисках неизвестного, и потом меня осенило. Я рванул домой, забежал в комнату, одним движением открыл ноутбук, затем интернет, давно сохранённая страница… За окном – ледяная серость многоэтажек, снег, ветер, зима, спектакль окончен, все актёры ушли, декорации уже сложены, и я смотрю на пустую сцену, сижу один в огромном зале и жду чего-то. Каждый год спектакль повторяется, действие всё то же, но актёры меняются, листья похожи, но всё же иные, пение птиц внешне такое же, но уже о другом.

Я смотрел, как последний дурак, на закрытый занавес – «Пользователь покинул переписку».

¹– Flymer (Флаймер) – уникальный сервис для общения через Интернет. Flymer дает возможность запускать виртуальные записки, которые «разлетаются» к случайным или выборочным получателям из числа пользователей сервиса. Запустите записку – и взамен вы получите записку от кого-то еще.