Глава 1

Родительский дом... Это место, где всегда тепло и уютно, где всегда пахнет пирожками с капустой или мамиными блинами. Я сделала глубокий вдох и мои легкие наполнились запахом детства. У нас в квартире пахло бензином и сыростью. Мама всегда жаловалась на это папе, а он каждый раз говорил, что разберется с этим. Все еще разбирается. Я прошла на кухню. На столе находились уже остывшие оладьи и банка малинового варенья, которое мама готовила на зиму каждое лето. На ножке одного из стульев виднелось зеленое пятно от краски, а верхняя дверца шкафчика была слегка приоткрыта и никак не закрывалась, она тоже ожидала ремонта. Долго разглядывать обстановку в квартире я не собиралась, ведь была голодна. Открыв дверцу нижнего шкафчика, я намеревалась достать тарелку, но краем глаза заметила небольшой альбом с моими фотографиями, который я потеряла около трех месяцев назад. Взяв его в руки, я сдула тонкий слой пыли, которые успел образоваться на обложке. Этому альбому примерно шесть-семь лет. В нем находятся как новые, так и старые фотографии. Открыв первые страницы, я увидела красивое, но достаточно темное здание. Это был мой институт. Он находился далеко от моего дома, поэтому раньше я жила в студенческом общежитии на окраине города. Небольшое здание в три этажа. Каждый из них был в ужасном состоянии. Обшарпанные стены, мебель, которая разваливается на глазах, тараканы – постоянные обитатели кухни. Все это мозолило глаза всем временным жильцам, поэтому со временем мы начали принимать меры, ведь нам нужно было еще здесь жить. Я окунулась в старые, но такие теплые воспоминания.

Никто из нас не был богат, все жили на обычную студенческую стипендию, кому-то немного подкидывали родители. Не помню уже у кого родилась идея сделать своими силами ремонт. Из-за недостатка денег мы не могли себе позволить не то что хорошие материалы, а даже обеспечить сытный ужин удавалось не каждый день, обычно это был жареный лук или отваренные макароны. Но, несмотря на все эти трудности, мы смогли собрать немного денег на самую дешевую краску и гвозди. Помимо всего этого ребята залезли в подвал, где хранились остатки ненужных материалов. Кто-то принес какие-то предметы, которые попросил у родственников, родителей или друзей. Спустя несколько дней мы принесли все свои находки в комнату и молча смотрели на все это недоразумение. Выглядело это весьма плачевно, словно мы ограбили свалку. Прошло пять минут тишины, пока кто-то не подал голос и не прервал это безмолвие.

– Есть одно предложение, – Маша Саева начала нашу дискуссию. – Предлагаю сначала рассортировать все это дело, а потом… потом мы можем...

– Каждый возьмется за то, что ему дается лучше всего и приступим к работе. – Коля Семенов сделал шаг вперед и пробежался глазами по кругу. Это был староста нашей группы. Кареглазый светловолосый студент. Он мог пойти в актеры или модели из-за его смазливого личика, но его интересовала только учеба и достойная карьера. Коля не хотел зарабатывать лицом, он хотел покорять всех своим умом. Спотыкаться, падать и идти дальше. А смотреть в камеру и менять позы, это не для него. Именно это всегда восхищало в нем.

– А может мы лучше разделимся на группы? И тот, кто разбирается в чем-то лучше остальных, станет лидером и наберет команды? – предложила Света Семенова, сестра Коли. Такая же кареглазая светловолосая студентка невысокого роста. Она точно так же вышла вперед и прошлась глазами по кругу, радостно вскинув руки и мягко улыбнувшись. Коля коснулся её плеча со словами: «хорошее предложение, так и поступим». Ребята часто не ладили между собой, но в ответственных ситуациях стояли горой друг за друга.

Мы разделились на несколько групп. Кто-то красил стены, кто-то ремонтировал шатающиеся спинки кроватей, кто-то чистил конфорки старых плит, которые уже заплыли жиром настолько, что убрать его можно был только ножом. Но также были и зеваки. Они стояли недалеко от тружеников и критиковали их работу. Мы не обращали на них особого внимания, но их поведение и отношение ко всему происходящему очень раздражало.

Я посмотрела на следующую фотографию, на которой был изображен молодой паренек в синей олимпийке и с каштановыми волосами. Один вид его добродушной улыбки заставил меня непроизвольно поднять уголки губ и улыбнуться в ответ.

– Пашка... – я провела пальцем по фотографии, вдаваясь в воспоминания.

Несмотря на то, что у нас было много мастеров своего дела, целый отряд «золотых рук», мало кто хорошо разбирался в технике и мог починить сломанный фен, ту же самую плиту или проигрыватель компакт-дисков Вега 122с ПКД, он у нас был кажется единственным, поэтому старались относиться к нему бережно, но это не всегда выходило. Хотя один такой парень все же был, это Паша Сушнов. Простой и беззаботный парень, но в то же время трудяга. Он любил помогать людям. У всех же было такое чувство, когда рассказываешь материал другу, который он не понял, и он говорит одно простое, но такое важное слово «спасибо», от которого внутри разливалось приятное тепло? Так это именно про него. От одной фразы он заряжался энергией и был готов выполнить любую просьбу. И нет, это не из-за какого-нибудь недостатка внимания в детстве или ради просто обычной похвалы. Он понимал, что за одним этим словом скрывается большая благодарность, которую человек не может сейчас никак выразить. Он просто хотел помогать, понимая, что тем самым облегчит кому-то жизнь. Но больше всего он любил помогать Кате Орешкиной, в которую был влюблен с начала обучения, но никак не мог признаться ей лично, хотя все знали о его чувствах. Мне кажется, что даже преподаватели начали замечать, что парень оказывает знаки внимания Кате, но только не она. Хотя, возможно она просто скрывает свои настоящие чувства, чтобы он побегал за ней подольше. Никто не знал, а я просто не хотела вмешиваться в их личную жизнь.

На плите закипел чайник. Я убавила огонь и налила кипяток в заранее подставленную кружку с чаем. В нос ударил приятный аромат трав, но в тоже время был запах чего-то горького. Сделав небольшой глоток, я поморщилась. Сюда срочно требовалась ложка сахара, правда, его нет не то что дома, а даже на прилавках магазинов. Да что там сахар, колбасу не всегда увидишь. Товаров мало, цены высокие, а зарплаты средние.

Эти года обещали быть «веселыми». Я не стала долго стоять в раздумье, поэтому села обратно за стол и продолжила рассматривать фотографии.

Наступила зима. Начались зимние праздники, и ребята начали разъезжаться. Я же во время каникул и выходных часто уезжала к родителям, подальше от этой суеты. Мы часто ездили на дачу даже зимой. Зимний лес завораживал меня своей красотой. Я не сразу начала замечать эту красоту, лишь на протяжении последних трех лет, но я рада, что вообще научилась её замечать и радоваться ей. Эти высокие березы, освещенные солнцем, огромные сугробы серебристого снега, плотно утоптанная, слегка заледеневшая тропинка, ведущая от деревни к ближайшей остановке, рождали во мне восторг своей восхитительной простотой, были ничем иным, как «обыкновенным чудом». А когда я возвращалась обратно, в шумный и немного серый город и в окно смотрела на пушистые ели, под которыми лежал, казалось бы, такой же снег, прежнего восторга почему-то не испытывала. Мне становилось грустно, настроение внезапно портилось, хотя несколько минут назад я обнимала родителей и оживленно рассказывала историю, которую вспомнила так внезапно.

Воспоминания пробирались с боем, ведь я не хотела их ворошить. Мне не хотелось вспоминать как я сидела в «заточении» по три-четыре недели в больничной палате, с характерным едким запахом препаратов. Вспоминать как я сдавала анализы, острые иглы с антибиотиками и ту кашу, что давали нам каждую неделю по средам. Она была ужасной. Никто её не ел, кроме одной девочки, её заставляла мама, которая лежала вместе с ней. Находилась я в таком месте из-за проблем с сердцем. Первый раз я попала в больницу лет в десять, потом стала регулярно посещать её каждые полгода.

Изначально мне ставили «комбинированный митральный порок», но ярких симптомов не было, поэтому врачи быстро отбросили этот диагноз и продолжили наблюдение. Было еще несколько вариантов, но удостовериться в точности диагноза они не могли.

И только около пяти лет назад мой лечащий врач с уверенностью в голосе сказал, что у меня митральный стеноз клапана. Легче от такой новости не стало, но хотя бы смогли назначить правильное лечение. Как-то раз я спросила у медсестры что со мной будут делать.

– Так это, под хирургический нож и на стол, – она сказала это с легкой улыбкой, от которой мне стало не по себе. Я, конечно, понимала, что исход будет таков, даже не боялась, но её выражение привело меня в легкий озноб и по телу пробежали мурашки.

Все так и произошло. Стол. Скальпель. Яркий свет. Операция прошла успешно, но мне нужно было находиться в этих бело-зеленых стенах еще недели две, чтобы не стало хуже. Дальнейшие события мне не хочется описывать, это время далось мне довольно тяжело, хочется воздержаться от подробностей. Скажу только одну вещь – четыре года назад я забрала свою медицинскую карту и покинула стены больниц. Мне хотелось навсегда сбежать от всего этого, укрыться там, где меня не достанут капельницы и уколы. Эти гнетущие мысли давили на меня каждый день, пока в какой-то момент не исчезли. Они пропали так быстро и неожиданно, что я даже не успела с ними попрощаться. Университет. Он стал моим спасением. Он навсегда перевернул мрачную страницу моей жизни.

– Привет! – яркая и жизнерадостная девушка подбежала ко мне, заключив в крепкие и такие теплые объятия, словно мы знакомы с ней с раннего детства. Позади неё стоял парень, точная копия девушки, но спокойный и тихий. Он лишь слегка кивнул головой в знак приветствия. К нам подбежали еще несколько ребят и тоже начали меня приветствовать и расспрашивать обо мне, кто-то из них задал вопрос про мой любимый сорт помидоров. В тот момент я не удержалась и рассмеялась, все остальные подхватили мой настрой, и коридор залился смехом. Только сейчас я смогла более отчетливо разглядеть их лица. Это были обычные студенты, которые были рады пополнению их небольшого коллектива.

На очередном полароидном фото было большое количество людей, а я сидела посередине. Они все расселись рядом со мной, словно ограждая от чего-то. Именно они смогли прогнать тень прошлого и позволить мне вновь чувствовать себя свободной, это были именно те, которые хоть и неосознанно, но смогли помочь мне.

Катя, Света, Паша, Коля, Наташа, моя соседка по комнате, и другие. Это было последнее фото в моем небольшом альбоме, который хранил так много воспоминаний.

Все-таки студенческие годы самые лучшие и запоминающиеся. Я неожиданно вспомнила, как вечером, перед экзаменами, мы брали свои зачетки и высовываясь из окна кричали: «Халява, приди!» А кто-то из параллельной группы готовил шпаргалки, которые, кстати, преподаватель обнаружил. Вечерами мы собирались у кого-то в комнате и веселились. У Дениса была гитара и он играл нам такие песни как «Мама-анархия», «Лондон, гудбай» или «Желтые тюльпаны». На таких мероприятиях была выпивка и засолки из огурцов и помидоров, которые мы всегда брали у родителей. Так много хороших моментов произошло за этот период, но ведь есть и другая сторона медали? Из моей головы все никак не выходили те больничные дни.

Отсутствие друзей, общения, беззаботного детства из-за продолжительного нахождения в больнице. Это все так глупо. Каждый раз я думала, что завтра будет лучше, но я врала самой себе. Мне не хотелось жить прошлым, но я боялась его отпустить. Мне надо было просто забыть, заблокировать эти воспоминая и жить дальше, но не получалось: палата, кровать, медперсонал вновь возникали перед глазами, вспоминалось как ночами я убивала время и тайком читала медкарты некоторых пациентов, которые медсестры оставляли на столе. Постепенно эти воспоминания стали до боли родными. Никогда бы не подумала, что что-то родное может причинять боль. Но все, что со мной происходит означало только одно: чтобы избавится от этих навязчивых воспоминаний, я должна вернуться туда!

Глава 2

Серые улицы города давили на меня своей черствостью и тишиной. Вокруг было много разных звуков, но они казались мне ненастоящими, какими-то фальшивыми и наигранными. Возле парка сидели молодые люди и распивали алкогольные напитки, попутно поджигая очередную дешевую сигарету. Все проходили мимо и никак не реагировали на это безобразие, эта картина стала для всех привычной. Мы все к этому так быстро смогли привыкнуть. Пустые полки, антисанитария, беспредел, жестокость, все это ожесточило общество, но некоторые так и оставались людьми. Мне больше не хотелось смотреть на все это. Я ускорила шаг и завернула за угол, направляясь целенаправленно в больницу. И вот издалека показалось помотанное жизнью белое здание. Пройдя в глубь территории, я поднялась по ступенькам одного из корпусов больницы и толкнула дверь, которая открылась с противным скрипом. Моему взору предстала та же самая картина, что я видела несколько лет назад: старый, местами вздутый линолеум, коридор, пропахший медикаментами, и потрескавшееся краска на окнах, в которые сейчас не хотелось смотреть. В детстве мне казалось, что за мной кто-то наблюдает, чей-то взгляд был прикован ко мне и к остальным пациентам.

Возможно это был детский вымысел, фантазия. А может это был тот охранник, который работал здесь раньше. Он всегда пристально наблюдал за детьми, отчитывал медперсонал, мол нас надо проучить и наказать. Охраннику было лет 50-60, он знал только один метод воспитания, его называют «кнут и пряник». Наверно его уволили именно из-за такого отношения к детям. Но даже если за мной не присматривали, то точно все слышали. Они слышали каждый звук, отличали каждый голос и шорох. Это стены. Они безмолвно наблюдали за жизнью в больнице. Ссоры, перемирия, секреты, обычные разговоры, слезы счастья и горя. Столько историй они слышали, но никому не рассказывали. Они так и развалятся – холодные, тихие, хранящие в себе чужие тайны. Я направилась к регистрационной стойке проходя мимо палат, откуда доносились детские голоса. По ту сторону стола сидела женщина лет пятидесяти.

Темная копна волос, через которую уже пробирались седые волосы, морщинки возле глаз и лба, уставший, но такой добрый взгляд. У неё в руках была очередная выписка.

Я сразу же узнала в ней Людмилу Анатольевну.

– Здравствуйте, Людмила Анатольевна, чем занимаетесь? – я спросила это так, словно мне опять тринадцать лет, и я только что вышла из палаты, чтобы узнать про обед, который должен быть через несколько минут.

Женщина подняла голову и, прищуриваясь, начала меня разглядывать. Она резко поправила очки и так же резко изменилась в лице.

– Какая я тебе Людмила Анатольевна, Надь? К своей маме будешь так обращаться, а я для тебя тётя Люда, – она выскочила из-за стойки и обняла меня. Я глубоко вдохнула аромат её духов, которыми она пользовалась на протяжении долгих лет. Медсестра никак не поменялась за все это время, разве что стала чуть ниже и кое-где на голове пробирался седой волос.

– Простите, никак не могу привыкнуть. Вы же меня знаете, – я виновата улыбнулась и взяла выписку, что недавно находилась в руках Людмилы Анатольевны. – Вы опять разгребаете эти бумажки? Это же обязанность Марины Юрьевны, почему вы опять выполняете её работу?

– Да пока эту Марину дождешься, – она махнула рукой и пошла в сторону комнаты для медсестер. Вдруг она повернулась ко мне и крикнула. – Ты по всей больнице будешь с этими бумажками таскаться?! Положи их на место и иди за мной.

Она продолжила свой путь, а я слегка вздрогнула и чуть не выронила выписку. Идти обратно я не стала, поэтому просто шла дальше за женщиной, держа в руках бумаги.

– Людмила Анатольевна, если вы хотите угостить меня чаем и конфетами, то я сразу же отказываюсь. Я заскочила к вам на пару минут, не больше, – все же я не хотела находиться здесь.

– Не каждый день к нам приходишь, так еще и не хочешь со мной посидеть, да поболтать!

– Простите, но мне правда надо спешить, мало времени, – я опять дала слабину. Мне опять страшно. Это все равно что бояться пустоты.

Я повернулась к выходу, как в меня врезалась маленькая девочка, держа в руках знакомую игрушку. Это был маленький белый мишка с розовым бантиком. Мой мишка.

Я забыла его, когда выписывалась. Это был мой маленький друг, который поддерживал меня в самые трудные моменты, всегда выслушивал и защищал ночью мой сон. Но почему теперь она держит его в руках?

– Прости, ты в порядке? Не ушиблась? – я присела на корточки и взяла её за ручку, она была такой холодной. Лицо этой девчушки было красное, а глаза заплаканные. Скорее всего она плакала несколько часов, это я знаю наверняка. У меня когда-то было такое же лицо.

– Нет, все хорошо, – она сильнее прижала к себе игрушку и уткнулась в неё своим красным носом. Эта девочка чем-то похожа на меня. Наверняка ей страшно, так же одиноко и грустно.

– Эй, все в порядке, слышишь? Я понимаю и разделяю твои чувства, но не стоит переживать. Скоро все наладится, и ты покинешь это место, потом будешь вспоминать его как страшный сон. Только не бойся и не…

– А я не боюсь! – она прокричала мне это в лицо, но сразу же отвернулась и опустила взгляд. – Мама говорит, что все такие моменты – это просто испытания, которые мы должны пройти, чтобы жить дальше. А если не сможешь, то так и останешься на одном месте. А я, я просто боюсь уколов и плачу из-за них.

– Не бойся, этот мишка защитит тебя. А уколы, это тоже маленькое испытание, пройдя которое, ты станешь сильнее, – я улыбнулась ей, а она мне в ответ.

Вдруг кто-то из коридора крикнул какое-то имя, и эта девочка убежала. Она такая маленькая, но говорит такие серьезные вещи, которые мне было трудно понять и принять. Я молча поднялась, попрощалась и пошла к выходу, но мое внимание привлекла доска объявлений, которая висит здесь не первый год. «Люди проводят жизнь в предвкушении, в решимости предаться безмятежному счастью когда-нибудь позже, когда отыщется на это время. Но у настоящего есть одно преимущество над любым другим временем: оно принадлежит нам. Прошлые возможности миновали, будущее еще не наступило. Мы можем запасать удовольствия впрок, как мы делали бы запасы вина; но если мы слишком промедлим с употреблением, то обнаружим, что те и другие прокисли!» – я дочитала высказывание Чарлза Калеба Колтона, которое было написано на доске объявлений. Оно висит здесь уже давно, но я никогда не придавала ему особого значения, а если пыталась прочитать, то не понимала смысл и просто убегала обратно в палату. Но именно сейчас эти несколько строчек стали для меня нечто большим, чем просто набор слов. Они, да и вся ситуация в целом, дали мне понять, что что-то для меня закончится прямо сейчас, а что-то начнется через секунду. Так и случилось. Переступая порог этой больницы, я сделала глубокий вдох и мои легкие наполнились воздухом, таким чистым и освежающим. Картина перед глазами перестала быть серой и кажется я впервые увидела такое яркое и палящее солнце. Мне не хотелось обернуться назад и посмотреть на больницу еще раз. Я сделала твердый и уверенный шаг вперед, который означал, что моё завтра уже наступило.