…На землю пустую, одинокую, землю мертвого, бездушного города спускался закат. Очередной золотистый закат, ничем не примечательный для зомбированных, направляющихся домой с работы людей. Паршивые подростки, сидя на простуженных крышах, пытались ловить глупую романтику лета, разглядывая её в душных и грязных улицах, вдыхая её с отравленным воздухом, погружаясь в неё через крики стонущих от боли людей, через пронзительные, острые, колющие, как иглы, звуки города. Не смотря на то, что напряжение, достигшее своего апогея несколько часов назад, постепенно стало спадать, пониманием того, что уже успели сделать с собой и миром люди, приходило за какие-то доли секунд. Но тогда даже время, казалось, не могло двигаться с привычной скоростью… Сквозь заросшее, захламлённое мусором и эмоциями пространство оно текло медленно, по каплям. Будто в песочных часах: крупинка за крупинкой падали вниз секунды, превращаясь одна за другой в никому не нужный мусор.

Ничего, казалось, не могло оторвать от этих тяжелых мыслей, если бы не то странное наблюдение, заставившее забыть, в общем-то, обо всем.

Простое животное, чьи действия и поступки, основанные на обычных поведенческих инстинктах, заставило остановиться и просто попытаться понять его.

В тени одного из миллиона серых пустых домов, взгляд совершенно случайно остановился на уставшем, глуповатом, одиноком голубе, стоявшем рядом со старым, замусоренным ещё недогоревшими бычками, битыми бутылками, разлитым молоком и прочей дрянью, подъезде. Он смотрел своими маленькими глазками на возвышавшееся перед ним полуразрушенное крыльцо из девяти больших, холодных, каменных ступеней.

Несколько долгих секунд, или даже минут, он стоял, то ли решаясь, то ли собирая все свои последние силы, рядом с этой преградой… И вот, наконец, он напряг всё свое огромное тучное тело и сделал резкий рывок. Его ноги отпружинили от горящего асфальта, но тут же шлепком приземлились на ступень выше. Постояв немного, он повторил эти действия ещё несколько раз. И с каждым новым прыжком создавалось ощущение того, что всё его тело протыкают сотни иголок, будто вся боль этого города в один момент пронизывает его насквозь, медленно…мучительно…

Прыгнув на последнюю ступень, он попытался сделать несколько шагов, каждый из которых, казалось, высасывал из него жизнь. Бездыханное тело голубя упало на холодную каменную плиту. Никто не мог ответить, что он чувствовал, о чём думал тогда и был ли вообще жив. Вопрос заключается в другом, в упущенной мною детали. Птица летела до крыльца через горящий воздух уставших улиц, летела через время, летела через пространство, рассекая боль и страдания. Суть заключалась в том, что у голубя были крылья, голубь умел летать…