Дверь костюмерной отворилась, выпуская режиссера нового спектакля, театрального кота Пушка, едва уловимый запах нафталина, смешанный с волшебством театральных будней, и снова закрылась. Затаившаяся под полкой мышка быстро юркнула в узенькую щель. Стихли удаляющиеся по коридору шаги.

Впечатляющее своими размерами хранилище костюмов и реквизита старого театра снова погрузилось в сон. Но спали здесь не все. На полках, заставленных шляпками, туфельками, зонтиками, веерами, а также тростями, курительными трубками, цилиндрами, дуэльными пистолетами и охотничьими ружьями, время от времени возникали тихие разговоры. Они обрывались, нарушаемые чьим-то шуршанием, и тогда становились отчётливо слышны стук колёс подъезжающих экипажей и взволнованные голоса людей, спешивших на премьеру. Свет из окна волшебным пятном полз по полу, выхватывая из темноты то одни, то другие предметы театрального реквизита, пока не остановился на одиноко, но гордо стоящей туфельке. Бока ее были потерты, кое-где проступал сохранившийся золотисто-розовый цвет, а остренький носик был украшен кружевным бантиком. Туфелька была в прекрасной форме, и поцарапанный каблук нисколько не портил ее внешний вид. Волшебный свет, заинтересовавшись туфелькой, осветил ее ярче. Туфелька что-то шептала или тихонько пела стоящей рядом трости с резной ручкой.  Гость прислушался.

«... я помню каждый миг, проведенный в этом театре. Не один театральный сезон мы с сестрой блистали на сцене. Приятно вспомнить наши первые дни в костюмерной, когда новенькие, блестящие лаком, изящные, мы ловили на себе одобрительные взгляды не только костюмеров, но и режиссера, и актеров, да и мои новые знакомые – предметы театрального реквизита – тоже были доброжелательны. Правда, одни элегантные туфельки на высокой, украшенной алмазами шпильке, бросали надменные взгляды и фыркали. Да ещё и  заносчивая  пара ботфортов насмехалась над нашим скромным видом и маленьким размером. Знаешь, Тросточка, как это неприятно. На сапоги мы не обижались, они явно страдали отсутствием вкуса, а отношение прекрасных алмазных туфелек ранило до глубины души. Ведь тогда мы были молоды, наивны, и нас очень задевало пренебрежение таких изысканных леди.

Однажды в костюмерную зашли директор театра и новый режиссер. Господин режиссёр остановился у нашей полки и, взглянув на нас с сестрой, задумавшись, тихо сказал: “Вот, что мне нужно. В моём сценарии новой сказки эти золотистые туфельки будут прекрасными героинями”. Да, да, Тросточка, так и сказал! Мы были счастливы и хотели доказать, что достойные актрисы. Все костюмы нашего хранилища разделяли нашу радость, и только алмазные туфельки и грубые сапожищи завидовали нам с сестрой.

И вот настал день последней репетиции. В хранилище появились долгожданные костюмеры. Мы с сестрой радостно улыбались, представляя, как будем талантливо играть на сцене. У нас захватывало дух, но люди неожиданно прошли мимо и взяли с полки ухмыляющиеся наглые сапоги! Как?! Господин режиссёр! А как же обещание?! В этот момент мы ничего не видели вокруг, носики наши сморщились, бантики повисли, а громкий хохот сапог возвещал о нашем фиаско.

А сапоги, вернувшись с премьеры, долго рассказывали, как лихо они сыграли: сначала карабкались на крышу замка, потом, бегая со своим героем, ловили людоеда, а в конце сказки отплясывали на свадебном пиру. И при этом они торжествующе косились на нас с сестрой. А нам было так стыдно за наши мечты, а еще обидно... Мы тоже хотели отплясывать на пиру.

Но все же, спустя время, я попала на сцену. Мы с сестрой играли в сказке роль туфелек девочки, маленькой, но с открытым и добрым сердцем. Мы так проникновенно исполняли роль жертвы во имя спасения названного брата. Ах, как плакал зал... Такое признание и не снилось каким-то там сапогам!.. Тут мы проявили весь свой талант и тонкое мастерство трагических актрис.

И снова роль. На этот раз – роль туфелек отважной мечтательной Мари, которая не побоялась сразиться с Мышиным королём и спасла своего друга от гибели. Мой стремительный полёт через всю сцену запомнили даже старушки, которые смотрели спектакль через бинокли. А дети были просто в восторге! После спектакля нас поздравляли даже грубые сапоги. Они и спасли нас от первого нашествия мышей, упав на них с верхней полки. После этого случая директор театра приставил к нам охранника Пушка.

Роль сменялась ролью, мы приобретали мастерство и опыт, но где-то в глубине души таились грусть и обида за наш несостоявшийся когда-то дебют. Но как-то раз я вновь услышала в костюмерной знакомый голос господина режиссера. Он искал именно нас. Мы уже приготовились не верить ни единому его слову. Но господин режиссёр, ничего не сказав, просто забрал нас с полки. Мы были в ужасе – нас забрали из костюмерной! Зря мы были так горды и непримиримы! Что же теперь будет?! Куда нас несут?! Простившись с театральной карьерой, мы с сестрой ждали своей участи. Но к нашему удивлению, вместо свалки мы очутились в нашем родном доме – обувной мастерской. Мастер, который когда-то создал нас, теперь расшивал меня и сестру драгоценными кристаллами и блестками. А когда мы снова вернулись в театр, все восхищались нами, а алмазные туфельки потрескались от злости.

В новом спектакле мы были туфельками главной героини и чувствовали, что эта сказка о нас, скромных, трудолюбивых, которые пришли к успеху. Мы были счастливы! О, как неподвижно я лежала на ступенях замка, сверкая всеми своими бусинами! Все взгляды были прикованы ко мне. И это было признание высшего актерского мастерства! Это был наш триумф! Спасибо Вам, господин режиссёр!

Эта роль была лучшей в нашей жизни. Мы испытали настоящее счастье, находясь на театральных подмостках…»

Волшебный свет фонарей давно погас, в окно уже стали проникать первые утренние лучи, а туфелька все вспоминала и мечтала. Но вот дверь костюмерной открылась, послышались уверенные шаги, и она снова почувствовала на себе знакомый взгляд...