Кошка должна быть независимой – это утверждение мы впитали с молоком матери.

«Истинный зверь – свободный зверь. А уж для кошек, высших существ, сохранить независимость – главное в жизни. А если это не так, если вдруг человек поработил свободную кошку, то уже это и не кошка вовсе, а глупая шавка, лишённая здравого смысла», – эти  слова мама вдалбливала нам, когда мы были ещё слепыми пушистыми котятами.

Нас у матери трое – Васька, Тимоха и я. У меня имени нет, не знаю почему. Может оттого, что чёрная, а может, просто забыли назвать – не заметили. Меня часто не замечают, несмотря на острую ненависть к людям. Еда и имена – единственное, что мать принимала от них. Я же не брала ничего.

С самого начала я держалась от них в стороне – боялась привыкнуть, а значит, потерять независимость. А когда подросла, то и с чердака родного совсем ушла – жить на постоянном месте, рядом с семьёй, это ведь тоже зависимость. Я же не зависела ни от кого. Я была настоящей кошкой.

И так было всегда. Пока…

Был обычный пасмурный день. Убегая от человеческих детей, я направилась в парк.

Ко мне опять  «прикопались»  из-за моего цвета. И чего люди так не любят чёрных кошек? Почему именно нас? Чёрные собаки – пожалуйста! Сколько раз я видела этих примитивных  существ рядом с людьми. Впрочем, они друг друга стоят…

– Ладно, котята, всё это ненужная полемика, – рассуждала я, шлёпая по лужам – осень всё-таки. Осень – это ещё не зима, ещё терпимо.

С грустью пришлось констатировать, что если в этом году будут такие же морозы, то вторую зиму я не переживу. Впрочем, чтобы умереть зимой, до неё нужно сначала дожить. В прямом смысле этого слова…

В парке на моей любимой скамейке сидело человеческое существо – девчонка.

 – Ничего, – подумала я, – сейчас подойду, и ты шарахнешься от меня, как от кошачьей чумы.

Но, когда я вспрыгнула на скамейку и пристроилась рядом, она вовсе не бросилась прочь, а продолжала спокойно сидеть и что-то нагло поедать. Нагло,  потому что есть на глазах у кошки, которая уже третий день бегает голодная, – это бесстыдство!

Впрочем, тебе ли это понять, человеческая девочка!

А человеческая девочка, к моему удивлению, посмотрела на меня и спросила:

– Мороженое будешь, киска?

Мороженое? Да я готова сейчас съесть кошачьего беса, не то, что там какое-то мороженое. Правда, я его раньше никогда не ела – на улице-то деликатесами не больно разживёшься!

Ну, что ж, так исправим эту непростительную ошибку!

Отступим от своих принципов – не брать ничего от людей!

Я подошла и стала слизывать предложенную пищу. А в принципе, ничего, есть можно. Даже, если смотреть в глаза моей кошачьей правде, вкусно.

Но мало!

Доев, я настойчиво взглянула на новую знакомую. Сама виновата, не надо было предлагать. Теперь будешь кормить хоть и независимую, но очень голодную кошку, пока не наестся.

Девочка всё поняла. Щедро отдав мне всё, что осталось, она немного не решительно потянула руку и провела по моей шерсти. Я, как ошпаренная, отскочила в сторону.

Ну, нет, это уж слишком! Гладить меня, независимую кошку?

Ладно, угостить мороженым за то, что села на мою лавочку, но гладить… Девочка удивлённо посмотрела на меня:

– Ты чего? Боишься?

Это разозлило меня окончательно.

– Боюсь? Ну, вот ещё!

Я подошла и села рядом с девочкой.

На, гладь, если так хочется. Но знай, что истинная кошка не боится никого и ничего. Потому что ни от кого не зависит…

Девчонка улыбнулась и почесала меня за ухом.

В носу у меня защекотало, захотелось не то чихнуть, не то всхлипнуть. Просто дело в том, что до неё, до этой случайной девчонки, меня никто никогда не гладил. И за ухом не чесал. Неожиданно в голову пришло желание прижаться к человеку и замурлыкать. Замурлыкать для неё…

Опомнившись, я выпустила когти, изо всех сил вцепившись в деревянную скамейку.

– Ты забываешься, подружка! Кошка должна быть независимой. Нельзя до такой степени расслабляться.

Я подняла голову и посмотрела на девочку. Она сидела и смотрела на меня. И вдруг неожиданно спросила:

– А ты кто?

Однако странный вопрос. А что, вот так сразу не видно? Наверное, всё моё недоумение красноречиво высветилось на моей физиономии, потому что девочка засмеялась:

– Имя у тебя есть?

Чудные всё-таки существа, люди! Разговаривают с кошками, прекрасно зная, что ни на один из заданных вопросов они не ответят, разве что мысленно. А может, потому и говорят с нами, что знают: мы не упрекнём, не укорим, не оспорим. Такой вот у нас, у кошек, удел – разговаривать с людьми, не говоря ни слова.

Нет, девочка, у таких, как я, имён не бывает. Нас зовут просто чёрными кошками и гонят отовсюду. Только ты почему-то не гонишь…

И она опять всё поняла. Задумчиво, будто что-то припоминая, посмотрела на меня и спросила:

– Будешь… Ликой?

– Лика? А что? Это тебе не Муся и не Мурка.

Я кивнула. И тут произошло нечто совершенно неожиданное. Девочка как-то жалобно посмотрела на меня и попросила: «Лика, пойдём со мной».

Вот и случилось то, чего я так боялась в этой жизни. Меня приручили.

И я потеряла независимость. Я больше не настоящая кошка. И если я сейчас пойду с этой девочкой, то перестану быть ею окончательно.

Я решительно спрыгнула со скамьи. Не оглядываясь, пошла прочь. Девочка вскочила и закричала: «Лика, Лика!..» Я понимала, что если она сейчас побежит за мной, то я не устою.

Она давно уже перестала звать меня, мне всё казалось, что я до сих пор слышу её голос.

Ускоряя шаг, я не могла понять, чего же я хочу больше, остаться с ней или уйти. Она снова всё поняла. И остановилась. Она оставила меня независимой кошкой. Только что мне теперь с ней делать, с этой независимостью…

– Прости меня, девочка, я не могу пойти с тобой!

У каждого живого существа есть предрассудки, через которые оно не может переступить, даже если отказ от них ведёт к большому, настоящему счастью.

Кошка должна быть независимой. «Чёрт бы побрал», –            весь мой кошачий род вместе с тем, кто придумал этот закон!

Я перешла на бег.

Эта девочка забудет обо мне максимум через неделю – у людей короткая память. А я…

Впрочем, это уже неважно. Кошка должна быть независимой.

Прощай!