Когда он заканчивал свое очередное произведение, в порыве страсти и восхищений, он покрывал свою печатную машинку поцелуями. После нажатия последней ее клавиши он внезапно становился счастливым, в независимости от того, в каком настроении он прибывал до этого момента. Запинаясь, чуть ли не падая, он несся по лесенкам вниз на кухню, где обычно находилась его жена, обнимал и целовал ее, бежал в комнату своего сына, брал его на руки и многократно подбрасывал вверх к потолку, а тот радостно визжал. Потом они все вместе бежали на улицу и играли, и им было весело, и они были счастливы.

Но дело в том, что он совсем не умел писать. Возможно, сам он не понимал этого, или же просто отказывался понять, и каждое произведение отправлял в местное издательство, где каждый раз ему вежливо отказывали.

И это все. В доме семьи Спартаковых больше не звучало веселого звонкого смеха, не веяло больше счастьем от этого дома. И раздавались только звуки ударов клавиш печатной машинки, которые создавали очередное произведение, очередное коротенькое счастье.