Раннее утро. С востока всё заметнее светлело небо. И лишь на западе оно было покрыто ночной мглой. С лётного поля доносился нарастающий гул работающих моторов. Его перекрывал треск коротких пулемётных очередей. Это технический состав проверял исправность вооружения. Сегодня утром меня и Семёнова вызвал к себе на командный пункт командир полка Иванов: – Ваша задача, Покрышкин, отметить наличие переправ на реке Прут. Полетите парой. Ведомым пойдёт Семёнов. В бой не вступать, главное – разведка! – Товарищ командир! – обратился я. – У меня есть постоянный ведомый – Дьяченко. Мы уже слетались. Разрешите лететь с Дьяченко! – Полетишь с Семёновым. Он уже вчера получил боевое крещение – видишь, на щеке след от пули? Сбил одного, МЕ-109. Боевой опыт, хотя и небольшой, у него уже есть. Ничего не поделаешь, приказы командира обсуждать не положено. К Пруту наша пара подошла со стороны утреннего солнца. Река, вытянувшись белой полосой с севера на юг, хорошо просматривалась. Пора уже делать разворот вдоль восточного берега, со стороны солнца. Осматриваю речную гладь – нет ли где мостов? Вижу, что западнее нас барражируют немецкие истребители. Три на нашей высоте, а два – выше, в стороне. Покачиванием самолёта с крыла на крыло предупреждаю Семёнова о воздушном противнике. Он мой сигнал понимает. Идём, не изменяя курса, навстречу «мессершмиттам», готовые сразиться, хотя их пять, а нас только двое. Я так ждал этой схватки с врагом, что кроме неё ни о чём не думал. Сближаемся. Всплыло в памяти твёрдое предупреждение Иванова: «В бой не вступать! Главное – разведка!» Приказ командира сильнее жажды боя. Развернулись на север, вдоль Прута. Но «мессершмитты» нас уже обнаружили и устремились за нами. Оглядываюсь – вражеские истребители всё ближе. Надо принимать бой, а то собьют. Действую, как на учении, быстро, но без суеты. Уменьшаю шаг винта, даю сектор газа мотора на форсированный режим работы. Энергичным разворотом устремляюсь навстречу противнику. Но в это время ловлю взглядом самолёт Семёнова. Он ниже меня метров на четыреста. Что с ним? Почему белые хлопья дыма за хвостом? Его атакует тройка «мессеров». «Подбили и сейчас зажгут», – мелькнула мысль, и, прекратив преследование пары, перевожу свой самолёт в вертикальное пикирование на тройку МЕ-109. Вхожу в атаку. «Надо сбить ведущего», – решаю я. Проскакиваю мимо ведомых. Из-за большой скорости на вывод из пикирования я оказался ниже МЕ-109. Вот он, самолёт врага! В упор даю очередь по «животу» самолёта, потом вторую… Из кабины «мессера» вырывается пламя. В эти секунды я забываю обо всём: первый вражеский самолёт падал горящим от моей очереди! Не думая об осторожности, глядел на этот факел в небе. Беспечность тут же была наказана: удары пуль сотрясли мой «МиГ». С трудом вывернул самолёт и продолжал вести бой. Один против четырёх. Надо было обеспечить безопасный выход из боя Семёнова, самолёт которого, бесспорно, повреждён. Отбиваться от «мессершмиттов» на израненном самолёте было нелегко. К тому же здравый смысл подсказывал: Семёнов уже в безопасности. Надо было уходить, пока не сбили. Как только принял это решение, тут же, сделав резкий поворот, вертикальным пикированием вышел из боя. Долетел до аэродрома нормально. Сел. Едва повернул голову, чтобы осмотреть место стоянки, как увидел подбегающего к моему самолёту Семёнова. Радость, что он жив, сразу сняла всю физическую усталость.