Одной прекрасной ночью лунной,
Когда без туч небесный свод
Ласкает взгляд своей безумной
Прекраснейшей из всех темнот,
Манит блестящей чистотой;
Когда стелился над округой
Протяжный псов неспящих вой,
Соскучилась Луна-подруга
По названному сыну своему,
Что разговаривал во сне порой.
Подумав: «Скучно на земле ему»,
Решила звать ребенка за собой.

Дитя поднялся из постели,
Не открывая глаз своих.
Сны в голове его летели,
Все больше погружался в них
Тот мальчик. Его Луна манила
И пела, ласково звала.
А он ей верил и не в силах
Услышать истины слова,
Что говорят другие люди,
Увидев, как дитя идет
Во сне, и дальше будет
На лестницы идти пролет.
Он поднимался выше, выше,
Ему кричат: «Очнись, очнись!»
Оглохнув словно и не слыша,
Спускаться он не думал вниз.

Ему читать молитвы стали.
Он будто бесом одержим.
Но одержимый лишь мечтами,
Он песней рая лишь кружим.
И песнь, что слышал только он,
Тянулась нежным переливом.
Прекрасен был тот чудный сон,
Озвученный ее мотивом.
Он видел сумрака цвета,
Он слышал лунный зов печальный.
Он все стремился в небеса,
Не слыша крик людей прощальный.

Все не стихал молитвы стон,
Принадлежащий лишь Луне,
Сомнамбула выходит на балкон,
В блаженном оставаясь сне.
И, на бордюр уже ступая,
Как будто нет пути назад,
Он не узрел начало края,
И в небо устремлен был взгляд.
И дальше с каждым шагом новым
Он ближе к грани пустоты.
Еще во тьме летают совы,
Не видно утренней звезды.
И вдруг! Еще рывок последний,
И лунный сын сорвется вниз!
Его спасенья ждать не смели:
Уж больно шатким был карниз.
Никто не смел бы подойти,
Никто не мог остановить.
Но суждено его спасти,
Ребенок сонный будет жить!

Он только шаг сбирался делать,
Как кто-то вдруг остановил
И взял за руку со словами:
«Иди ко мне, мой милый сын».
И та любовь отца родного
Все ж победила страх людской.
И сына он прижал живого
К груди своей: «Пошли домой».