Родителей своих Феликс не помнил. Мать он никогда и не видел, но почему-то всегда представлял её цыганкою. Порой она даже снилась ему. Смуглая пышногрудая бестия, пляшущая вокруг костра со смоляными вьющимися, как морская волна, волосами и тонким, как у цыганской скрипки, смехом. Отца своего Феликс тоже почему-то не мог вспомнить, хотя прожил с ним до девяти лет. Отец его был одним из мелких собственников, человеком с худым лицом и больными почками. Когда Манровин начал свою программу по упразднению мелких лавочников, отец Феликса стал одним из первых, сошедших с рельс деляг, которым больше нечего было делать.